— Я не хочу сюда возвращаться, мама. Никогда. Вам с папой тоже лучше вернуться в Карлтон. Просто собрать вещи и вернуться домой. Приезжайте. Я не хочу оставаться в Карлтоне без тебя.
Мать вздохнула — этот звук был Блисс хорошо знаком. Материнские вздохи были для нее чем-то вроде белого шума; они сопровождали все те решения, которые, собственно, и вынудили их покинуть Карлтон. Блисс устала слышать эти беспомощные, бесцельные звуки. Это как вода, у которой нет иного выбора, кроме как течь там, где есть такая возможность.
— Не беспокойся, дорогая, — произнес подошедший к ней отец и погладил ее по спине. — Тебе будет чем заняться этим летом. Там с тобой будет Джефф и все твои кузины.
Блисс опустила глаза и увидела, что Кельвин бегает по траве и ловит кузнечиков.
— Но я хочу, чтобы ты, пап, и ты, мам… — Как ей хотелось, чтобы с ними был Шэп! А еще лучше, чтобы родители и Шэп вернулись в прошлое и чтобы все снова стало так, как было раньше.
— Мы знаем, милая, — сказала мать. — Мы скоро все будем вместе.
«Нет, этого не будет, — хотелось закричать Блисс. — Мы больше никогда не будем вместе. Больше никогда не повторится то, что было раньше». Однако Блисс ничего этого не сказала. Ей хотелось лишь одного — сделать больно тому, кто причинил им все эти страдания. Конечно же не родителям, они в этом не виноваты. Блисс зашагала к красному автомобилю тети Кэрол. Багажник был открыт, в нем лежал ее чемодан. Она однажды воспользовалась им, когда они с подружками устраивали «ночной девичник». Тогда они вместе с еще тремя девчонками бодрствовали всю ночь, играли в «Правду или желание» и смотрели видеофильмы. Она подружилась в Блейне с несколькими девочками, и еще ей очень понравился Руперт Нолан. А еще здесь ее избрали президентом класса. Но все это сейчас для нее ровным счетом ничего не значило. Ни для нее самой, ни для ее глаз — цвет, возбуждение, драма ее жизни, все было теперь напрочь вымыто слезами. Теперь ничто из прошлого не в состоянии вновь вернуться в ее жизнь.
Глава 11. 23 мая 1985 года
Дэниэл Роббин пришел в «Роудсайд тэверн» вскоре после полудня. В заведении было пусто, лишь Берни, массивный, бородатый, с грудью широкой, как бочонок, натирал воском пол, выложенный стругаными досками из древесины грецкого ореха. Из динамика звучала песня в исполнении Вилли Нельсона, и Берни тихонько ей подпевал. Берни был хозяином заведения и ухаживал за ним так, будто это было самое главное и дорогое в его жизни, что, разумеется, было не так. У него имелась дочка, жившая в Тусоне, и внук, которому уже исполнилось тринадцать лет. Кроме того, у Берни были его посетители. Холостые мужчины, которые всегда на что-то надеялись, и женатые, умудренные жизнью, которые все равно продолжали надеяться. Женщины во фланелевых рубашках навыпуск, прикрывавших то, на что посягала сила тяжести, — заводские работницы, батрачки с ферм, официантки, заходившие по окончании рабочей смены с оттопыренными карманами, в которых звенели монеты, полученные в качестве чаевых. Все они, живущие ожиданием лучших времен, отлично понимали, что вообще-то им крупно повезло — по крайней мере, их жизнь не сделалась хуже. Владелец бара знал их всех и считал кем-то вроде своей семьи.
За исключением этого парня, вошедшего в бар.
Вот же сукин сын, подумал Берни. Это же он. Берни сделал глубокий вдох, наполняя легкие затхлым воздухом пропахшего пивом помещения, когда увидел, что в бар вошел посетитель: синие джинсы, синяя джинсовая куртка, светло-голубая грязная футболка. У парня были длинные темные волосы, худое, заостренное лицо, широкие скулы, похожие на серебряные монетки глаза.
Последние две недели о кровавом происшествии говорила вся округа. Его портрет и описание того, что случилось в Блейне, — кража со взломом в доме помощника шерифа и убийство его сына. Посетители бара обсуждали подробности. Размышляли о том, почему все это случилось, где может прятаться убийца и когда его, наконец, поймают. Убийство убийству рознь, и споры о них могут завести неизвестно куда. Но то, что произошло в Блейне, воспринималось местными жителями совершенно иначе.