«Моя малышка, ты никогда не увидишь своего настоящего отца и даже не узнаешь, что у тебя есть братишки. Один - такой синеглазый ангелочек, а второй - полная копия твоего папочки, который никогда даже не узнает, что у него где-то растет рыжеволосая дочка. Прости меня, любимая, прости меня, моя хорошая! - положив руку на живот. - Из-за моей глупости ты никогда их не увидишь и будешь также влачить такое серое существование, что и твоя непутевая мать».
104
Он стоял на утесе обрывистого берега, откуда открывался поистине прекрасный вид на море. Волны со страшной силой накатывали, бежали и разбивались с громким звуком об скалы. Ветер трепал черные волосы мужчины. Его плащ развевался в разные стороны. Пальцы крепко сжимали лист бумаги, на котором черным по белому бежали последние слова, написанные его любимой Кетрин.
«Мой любимый Ричард! Прости меня, родной, за ту боль, что я тебе принесла и что еще принесу. Прости за те одинокие годы, что ты провел в неведение. Прости за последующие годы горя и несчастья, что последуют вскоре. Надеюсь, что ты меня поймешь, хотя никогда и не простишь. Так будет лучше для нас всех. Я не смогу спокойно жить, с гордо поднятой головой и с честными глазами смотреть в лица другим людям. Быть любовницей при живом муже – я не могу. Не желаю, чтобы наши сыновья стали париями, как и ты. О себе я молчу. Я буду парией для общества при любом исходе. Но это ерунда. Я это заслужила сама, своей глупостью, робостью и незнанием таких простых вещей. Пусть я одна понесу наказание за это. Вы, мои родные мальчики, не должны расплачиваться за мои ошибки. Будьте счастливы, мои любимые мужчины. Я уверена, Ричард, что ты сумеешь воспитать их хорошими людьми, честными и благородными джентльменами.
Знаю, ты скажешь, что мы можем убежать за океан, в страну, где нас никто не знает и там жить под вымышленными именами и чужими жизнями. Но ты потеряешь все, и титул и деньги и образ жизни, к которому привык. Знаю, ты скажешь, что для тебя это неважно. Но я не хочу, чтобы наши сыны были лишены тех возможностей, что даст им родство с Эштонами. Я не настолько жестока, чтобы отбирать у них все это по моей глупости. Поверь, со временем ты меня также стал бы презирать за то, что лишился всего из-за меня. Ведь ты не привык к тем лишениям, с которыми тебе придется столкнуться. Кроме того, не хочу, чтобы титул Эштонов перешел в чужие руки.
А еще я не смогла бы жить со спокойной совестью при живом муже, ведь об этом пусть и не будут знать другие люди, но это будет ведомо Богу. Что самое главное! Я и так уже столько нагрешила в своей короткой жизни. Хватит с меня прегрешений! Надеюсь, что я искуплю свои грехи, будучи примерной женою отцу Гаврилию, пока смерть нас не разлучит.
Еще раз прости меня, если сможешь!
А также спасибо тебе, мой родной, за те минуты счастья, которые ты мне подарил. Я буду их помнить всегда, с благоговением вспоминая каждую минуту, каждую секунду, проведенную с тобой наедине. Это самое большое счастье в мире - быть любимой тобою! Прощай, мой хороший, мой любимый Ричи! Будь счастлив!»
- Счастлив! – его зубы сжались так крепко, что на лице заходили желваки. – Как я могу быть счастлив без тебя?! – Его пальцы разрывали письмо на мелкие кусочки, которые разлетались за ветром в море. - Скажи мне, Кетрин! Скажи?! – Громкие слова, брошенные им, также разлетелись с ветром в море, канувшие в пучины небытия.
По ту сторону берега находился Брантгольд и замок Бертольдшир, чьи пики виднелись отсюда. Где-то там была его любимая, его родная женщина, которая подарила ему столько счастья, и одновременно принесла ему столько горя и страданий.
Белые кусочки бумаги разметались по ветру. И герцогу казалось, что это его сердце, разорвано в клочья, на мелкие кусочки, летело в ту сторону, где осталась его вторая половина, чтобы, воссоединиться с ней, чтобы, возможно, на том свете им было суждено быть вместе, если в этом мире не было места для их счастья и любви.
Мужская нога в высоком ботфорте сделала шаг в сторону обрыва, и еще одна секунда разделяла высокую фигуру от ужасной участи – быть погребенным в морской пучине.
- Папочка, ты идешь? – послышался голос его старшего сына.
- Папуля, лошадки уже замерзли, - последовали за этим слова его младшего малыша. - У них же нету таких теплых шубок, как у нас.
Детский лепет отрезвил Ричарда, он понял, что не может их также бросить одних в этом жестоком мире. Быть сиротами он им не желал. Кроме того его Кетрин просила вырастить благородными людьми, чтобы они не знали горя и всегда помнили их мамочку любящей и заботящейся о них.