- Правда, дядя Берни? – малыш смотрел на мужчину, как на своего кумира, настоящего героя, спасителя всех обездоленных воробьев.
- Правда, маленький мой, правда, - ласково шептал Бертольд, поглаживая малыша по черным волосам.
- Роберт, малыш, прости меня, я не то имела в виду, что наговорила, - наконец-то молвила миссис Стокми, пытаясь оправдать свои гнусные действия и слова перед глазами всех присутствующих в комнате, особенно перед глазами виконта. Ведь именно его доброе мнение о ней ей было важным. А то, что подумают о ней этот найденыш и ее гадкая невестка, ей было все равно. - Просто я до жути боюсь птиц. У них такие страшные клювы, которыми они могут выклевать мне глаза.
- Этот птенец слишком маленький, бабушка, чтобы тебе навредить. Он на такое не способен. Это другие могут сделать ему больно.
Следующий час виконт Крекстон провел очень интересно, а главное в тепле и уюте, пока на улице царила такая страшная вьюга. Сначала его развлекал Роберт, рассказывая самые забавные истории из его столь юной жизни. От мальчика не отставала и его бабушка, развлекая столь важного гостя своими женскими небылицами и сладкими речами, вечно вешаясь на его руке и томно бросая взгляды в его сторону. А вот Дороти это время провела на кухне, занимаясь уборкой и готовкой обеда. Потом вышел из кабинета мистер Стокми, который работал по несколько часов каждый день, невзирая ни на что и ни на кого, над своим трактатом об отстранении от мирского мира и его благ. И от этого дела никто не имел право его отвлекать, даже столь почтительные джентльмены, почтившие его дом своим присутствием.
- Мое решение отречься от всего людского и стать мучеником во имя Иисуса Христа и нести все лишения со стойкостью святых мира сего далось мне нелегко, виконт Крекстон, - вел беседу хозяин дома. - Будучи младшим сыном барона, я не лишен был достатка, хотя и не унаследовал баронский титул и все привилегии, которые следовали за этим, но безбедная жизнь мне была обеспечена. Да и сейчас мой приход дает мне не малый доход …
- Но разве ты пользуешься этими деньгами? – не выдержав больше, встряла в разговор Аврора, пиная сына за его образ жизни, то есть за отречения от всех благ цивилизации. - Ты все заработанные гроши отдаешь на благотворительность, сынок. Как тяжело быть матерью такого святого человека, виконт Крекстон! – обратилась женщина к гостю, утирая слезинки с уголков глаз.
- Матушка, разве вы лишены всех благ и удобств, которыми пользуются обычные люди?
- Нет, Гаврилий, не лишена. Ты столь хороший сын, что не способен лишить собственную матушку от того, что требуется для сносной и удобной жизни. Но разве я могу радоваться всем тем благам и вещам в полной мере, если мой единственный сын влачит столь скудное существование?!
- Матушка, давайте, не будем об этом при посторонних, пожалуйста. Я вас очень прошу, - Гаврилий спокойно посмотрел на мать, и она сразу же его послушалась, без лишних пререканий и протестов.
Пока гостеприимная хозяйка дома раскладывала приборы на стол, а ее сынишка ей в этом помогал, мистер Стокми продолжал восседать на своем любимом месте возле огня, как король на своем троне. Его матушка Аврора также и пальцем не помогла своей невестке, развлекая в это время дорогого гостя своими дополнениями и вставками о нравоучения, морали и благоденствии, выходившие из уст святого отца Гаврилия. А сам виконт Крекстон дивился тому, как он мог увидеть в сером и блеклом обличии Дороти Стокми неземную красоту. У него от мороза не иначе пропали все здравые мысли и помутился рассудок, когда он помогал девушке с выстиранными тряпками. Она полная копия своего мужа, который был также некрасив и безобразен, как и его бедная жена. Прищуренные глаза, непонятного цвета, сжатые до посинения губы, сгорбленные плечи с кривой осанкой и утиной походкой делали бедняжку столь страшной и уродливой, что кроме жалости и сочувствия ее внешность ничего не вызывала в окружающих. Пусть она и сняла с себя рваную накидку, но мешковатое, серое платье по-прежнему оставалось на ней. А оно было столь скромным и страшным, каким и должно было выглядеть одеяния жены священника.
- Я благодарю нашего Всевышнего Господа Бога каждый день за то, что дал мне такую благодетельную, скромную и трудолюбивую жену, под стать мне самому, чтобы поддерживать меня в моем нелегком пути, который требует от меня отречения от всего мирского, от всех благ и удобств, которые дает нам этот мир, полный соблазнов и грехов, - продолжил отец Гаврилий, наблюдая за умелыми действиями своей супруги. - Она с такой покорностью отреклась от всего этого и терпит все лишения и невзгоды вместе со мной. Я ей очень за это благодарен.