К счастью в Брантгольде такой местной писаной красавицы, которая сводила бы своим одним лишь взглядом всех порядочных мужиков, еще не родилось. Но ведьмой могла быть не только молодая женщина, но и какая-то старая, сгорбленная или необязательно сгорбленная старуха. Беззубая, седая, тощая, как баба-яга. Словом такая старушенция, от которой бы шарахались все селяне. Она могла иметь бородавку на носе или на языке, иметь один глаз или два, но с разными оттенками. Быть хромой, косой, толстой, костлявой, с волдырями или пятнами на лице и на руках, с разными телесными увечьями. Одним словом ведьмой или колдуньей считали ту, которая слишком отличалась от всех других местных барышень, то ли своей неземной красотой, то ли своим страшным уродством и безобразием. И таковая старушка имелась в Брантгольде. Когда в миссис Гарретс выпал предпоследний зуб и от скудного пропитания она сделалась слишком костлявой, а от старости еще и слишком сморщенной, как высохшее яблоко, то местные матроны стали видеть в ней явные признаки ведьмы. К счастью пока никаких страшных несчастий на деревушку еще не свалилось, поэтому миссис Гарретс даже не подозревала о таких мыслях своих соседок. Она даже себе представить не могла, что в головах у миссис Дотлл или миссис Крентон роились такие мысли и что сестры Гарретс первыми стали считать ее колдуньей, как и ее покойных мать и бабку.
Если бы виконту Крекстону поведали о сих поползновениях, он, как и большинство мужчин, рассмеялся бы в лицо сплетнице. В такие бредни он, конечно, не верил, будучи не суеверным, а наоборот очень умным и имеющим на все свое особое мнение, он был человеком, идущим в ногу с прогрессом, человеком, который не чурался ни старого, ни нового. В своем хозяйстве он использовал новые методы по производству шерсти и по эксплуатации земли. Многие его соседи-шотландцы из дальних земель приезжали к нему за советом, чтобы посмотреть, как тому за столь короткое время удалось сколотить себе огромное состояние, и как из руин ему удалось выстроить новые стены, в которых жить было не стыдно даже самому королю.
- Вот те на! – воскликнул Бертольд, остановив своего коня. Сперва он не поверил тому, что увидел, поэтому протер хорошенько глаза от густого снега, который летел ему прямо в лицо. – Поверить не могу! Бедняжка!
Вдали показалась маленькая девичья фигурка, склонившаяся над ручьем с мокрыми тряпками в руках.
- Стирать в такой мороз! Да у нее, наверное, руки занемели от ледяной воды, - припустил мужчина, чье сердце сжалось от жалости к бедному созданию. – Вот изверг! Вот подонок! – стал он обзывать мужа бедняжки, который мог допустить, чтобы та в такую непогоду отправилась к ручью стирать грязные вещи. – Нужно будет как-то поговорить с этим святым лицом и вбить в его святейшую голову такие простые истины, как доброта и сочувствие к живым существам, особенно к собственной жене. И если надо будет, то я не посмотрю на то, в какие одеяния тот одет. Если бы Марджи увидела, как ее племянница в такой мороз полощет тряпки святейшего лица в ледяной воде, то она бы родила раньше времени! Животное! Скотина! Твари земные и то больше сочувствия имеют, нежели этот зверь. В такую непогоду хороший хозяин собаку из дому не выгонит! А этот собственную жену на такой мороз выставил, да еще с тряпками для стирки!
Ладони виконта сжались в кулаки, зубы скрежетали от злости, глаза горели праведным огнем отмщения и справедливости.
- Бедная девочка! Выйти замуж за такого монстра! Врагу такого не пожелаешь!
3
Кожа покраснела, а пальцы занемели от ледяной воды. Костяшки настолько скрючило, что миссис Стокми еле сумела разомкнуть ладошки. Пальцы все не желали слушать свою хозяйку. Ужасная боль несколько раз пронзила кисти рук, от чего бедняжка сжала зубы, чтобы как-то облегчить страдания, но это мало помогало. Сегодня, как никогда Дороти Стокми чувствовала тяжести ее нынешней жизни. Но прежде она не жалела себя. Она с гордо поднятой головой сносила все трудности, посланные ей Господом. А сейчас ей так захотелось бросить это тяжелое занятие и убежать отсюда куда-нибудь прочь. Но вспомнив, что если эти вещи не будут хорошенько выстираны, то она получит хорошенький выговор от ее любящей свекрови и мужа. А еще ее сынишке тогда также придется носить грязную одежду. А этого позволить она не могла. Миссис Стокми не могла допустить, чтобы над ее ребенком смеялись все, кому не лень. Над ним и так стали все жители деревни потешаться и издеваться, когда он подрос, и стало слишком заметно его несходство не только с нею, но и с ее мужем, местным священником. Но если ребенок не похож на мать, то это еще прощалось, а вот, если дитя было не похожим на отца, то такое считалось прегрешением со стороны самой матери малыша. И в таком случае, как и родительнице ребенка, так и самому дитяти приходилось несладко. За спинами семьи Стокми поговаривали, что Дороти – падшая женщина, нагулявшая себе ребенка вне брака, да к тому же не от самого мистера Стокми, который по благости своей святейшей души пожалел бедняжку и приютил не только в своем доме, но и взял заблудшую, грешную овцу в законные жены. Таким образом, ее малыш получил отца, а она мужа, оставшись порядочной женщиной, которую по-прежнему почитали и принимали в обществе.