- Они будят в мужчинах их тайные страсти, спрятанные глубоко-глубоко в их душе. И только при виде такого зрелища каждый мужчина, даже самый святой человек, желает прикоснуться к ним, ощутить их мягкость, шелковистость, провести рукою по всей их длине. Моя порочная жена, ты будишь в мужчинах их самые темные пороки, заставляешь их грешить даже в помыслах, желая твое тело, как самый спелый и запретный плод. Ты – Эва в плоти, которая заставила согрешить Адама, и за это наш Господь проклял их и скинул на землю, отлучив от рая навеки.
Мистер Стокми крепче сжал нож в одной руке, а второй рукой сжал «грешные» волосы своей жены, приготовившись отсечь их раз и навсегда.
- Сейчас я отрежу ту часть твоего тела, которая вводит тебя в искушение, - из уст святого отца вышел громкий рык, извещающий о скором наказании за девичьи прегрешения.
- Отец, пожалуйста, не надо, - просил жалобно Роберт, словно скулящий щенок, прижавшись к девушке крепко-крепко, мешая разъяренному мужчине в его намерениях. Он остановился так, как малец заслонил не только саму девушку, но и ее волосы. - Я вас умоляю. Сжальтесь над моей мамочкой. У нее такие красивые волосы. Как вы можете такое сотворить с нею?
Гаврилий схватил ребенка за руку и оторвал его от жены с такой силой, что у того закружилась голова. Малыш такого не ожидал. На его глазах появились слезы, когда он понял, что отец сейчас запрет его в комнате, и он не сможет воспрепятствовать ему в его планах - хорошенько отколошматить свою неверную жену.
- Отец, не делайте больно мамочке, - Роберт еще раз попытался образумить своего рассерженного родителя, только толку от этого было мало, поэтому малыш заглянул в глаза своей матушки, мысленно прося у нее прощение за то, что не сможет ей помочь.
Мистер Стокми потащил извивающегося мальца по коридору. Впихнув того внутрь со страшной злобой на лице, он запер орущего ребенка. Когда двери закрылись на ключ перед мальчиком, тот стал колошматить маленькими кулачками в них, пытаясь достучаться до черствого сердца своего батюшки, но расстояние между гостиной и комнатой мальчика было приличное, поэтому стук его ладошек о двери и его крики о мольбе и пощаде не были слышны.
Кетрин горько рыдала в ожидании наказания. Шаги мужа становились слышны все ближе и ближе. Ее сердце гулко билось, и когда на пороге появилась высокая фигура ее мужа, оно убежало в пятки.
- Ты будешь гореть в геенне за такое, - бросил он, медленно закрывая двери, разделяющие гостиную от остальных комнат в доме, чтобы уменьшить звуки, последующие за этим. - Разве этого ты хочешь? Ты забыла, что делают в аду за распутство и прелюбодеяние? Так я тебе напомню, дорогая. Их жарят на огромной сковороде, раскаленной так, что кожа заживо слезает с грешниц, которые кричат от адской боли. Потом их кидают в ледяной котел, где страшная стужа ломает оставшиеся кости на их грешных телах, от чего они корчатся от жутких страданий, извиваясь, как змеи-искусительницы за свои прегрешения. А потом их тела возобновляются, чтобы их снова поддали тем же пыткам. И так раз за разом, раз за разом…
Миссис Стокми бросилась в ноги супругу, больно ударившись коленями с размаху о пол.
- Я знаю – мне нет прощения, - Кетрин заломила маленькие, загрубевшие от не людской работы, ладошки, с повиновением преклонив голову перед мужем, таким образом, позволяя ему сделать с нею то, что он посчитает нужным. - Я страшная грешница. Не могла устоять соблазну, когда его светлость появился в доме. Прости меня, Гаврилий. Сама не понимаю, что на меня нашло. Почему я не смогла устоять пред сладкими словами этого дьявола в плоти? Я понимаю, что мне нету прощения и место мне в аду обеспечено после смерти. Меня будут жарить на сковороде, и моя кожа, раз за разом, будет сходить с тела, причиняя жуткие страдания. И так будет вечно! Что мне делать, чтобы спасти мою заблудшую душу? Что мне делать, чтобы стать тебе хорошей женой, Гаврилий? Если корень зла и моего распутства, разнузданности в моих волосах, то вот тебе нож, муж мой, и делай с ними, то, что должен сделать примерный супруг. Отрежь их раз и навсегда, чтобы они не стали моей погибелью!