4
Миссис Гарретс не могла больше слушать этого, поэтому еще раз окинув бедняжку, скрученную над мокрыми тряпками, пошаркала драными ботинками прочь. Жена отца Гаврилия была в тоненьком платье, которое носила также и весной и летом, и с рваной шалью вокруг груди, которая грела только себя, а маленькую головку украшал черный чепчик. Но страх наказания за непослушание супругу, вынуждал девушку не замечать, в каком одеянии она была. Бедняжка как будто не ощущала холода. Истинная жена святого человека, готовая терпеть вместе с ним все житейские невзгоды! Пронеслось в голове у старухи. Она сама покрепче затянула шерстяную шаль вокруг шеи, задрожав от лютого холода, кивая головой от неутешительной сцены. Старуха, ниже опустив свой чепчик на глаза, чтобы защитить глаза от пронизывающего ветра, пошаркала рваными ботинками дальше, оставив супругов наедине, позволив отцу Гаврилию дальше упрекать свою жену за безделье и празднество.
- Твой чертенок опять испачкал всю одежду. Меньше его надо баловать, Дороти. Этого сопляка надо почаще ставить на гречку. Именно этим я и займусь, когда доберусь прихода. Не подобает сыну святого человека так себя вести.
- Он еще маленький, Гаврилий, - попыталась миссис Стокми защитить своего малыша от гнева ее супруга. – Не понимает всего.
- Вот я ему и растолкую, что к чему. Пора уже ему взрослеть. Скоро будет шесть. Надо его научить, как тяжело зарабатывать на пропитание. Отдам его в услужение в замок. Пусть поработает своими беленькими ручонками. Хватит даром мой хлеб переводить. Пора и ему уже приносить в дом деньги. А если я еще раз увижу, как он испачкал одежду, то заставлю его самого стирать свои портки и простыни. Понятно, жена моя?
- Да, муж мой, - с покорностью и со смирением ответила миссис Стокми, еще быстрее орудуя руками, чтобы отстирать пятна от чернил с рубашки супруга.
- А я пойду. Мне надо продолжить свой трактат о человеческих прегрешениях, - поучительно молвил отец Гаврилий супруге. – Тяжело дается мне написание, когда приходиться отвлекаться от столь священного занятия, посланного мне свыше, самим нашим Господом. Но ради такого высшего дела я все стерплю.
Мистер Стокми двинулся в сторону деревни, оставив бедняжку корячиться над грязными тряпками. Дорогою он бормотал себе слова, которые посылал ему свыше Господь, чтобы запомнить и потом увековечить их на бумаге, чтобы иметь возможность читать их грешным прихожанам по воскресеньям и учить их праведной жизни. А тем временем миссис Стокми отложила в сторону, выстиранную, хлопковую, рубашку святого человека, которая была теперь белее самого снега. Ни единого чернильного пятна не осталось на белоснежной ткани. Вытерев пот со лба, девушка покосилась на гору грязных простыней и одежды, все еще лежавших на земле. Она тяжело вздохнула. Вытащив из этой кучи потемневшую от постоянной стирки, жесткую рубашку, она притянула ее к своей груди, крепко прижимая. Шершавая ткань, из которой была сделана детская сорочка, больно колола женские пальчики. В ее сердце пронеслось сострадание к ее ребенку, которому приходилось носить столь грубую ткань. Жуткий ком подкатил к ее горлу, представив, как мешковина больно натирала нежную кожу малыша. Она ведь хорошо знала, как это носить на голое тело столь жесткую одежду. Ее нижняя сорочка также была сшита из этого. Вот уже на протяжении больше пяти лет, с того времени, как она стала женой отца Гаврилия, ей приходилось это делать. Другой одежды она не смела носить. Она уже давно забыла ощущения нежной хлопковой ткани на своем теле. А о шелках она даже не смела и мечтать. Ведь это считалось страшным грехом. Такую роскошь могли себе позволить только знать и аристократия. Для них не существовало грехов. Они считались высшими этого. Человеческие грехи существовали только для простолюдинов.
- Шелковое белье и рубашки только разжигают кровь и плоть, заставляя человека грешить, мечтая о телесных усладах, забывая истинное назначения людских тел, - всегда говорил мистер Стокми своей непутевей и грешной жене. - Тело – это вместилище души, а не средство для утех. Ты должна об этом помнить, жена моя. Колючая ткань каждую секунду будет тебе об этом напоминать, отвлекая от греховных помыслов. И таким образом возможно когда-нибудь ты сумеешь отмолить свои грехи и наш отец господний одного дня простит тебе твои прегрешения.
И действительно такая ткань настолько отвлекала от всяких подобных вещей, потому что колола нежное тело при каждом движении. Сейчас уже Дороти не так сильно раздражало ношения такой неудобной рубашки, потому что она уже свыклась немного. Ее кожа стала жестче и менее ранимой к постоянной терке. А сначала, когда она впервые одела такие одеяния, то ее кожа горела огнем, чесалась и по всему телу у нее были раздражения. По утрам она замечала кровоточащие участки так, как ночью она не контролировала свои действия и ее руки расчесывали до крови чешущиеся места.