Миссис Стокми во время этой работы получила много удовольствия, о котором если бы узнал ее муж, она была бы наказана очень сурово. Маленькие пальчики наслаждались шелковистость, а глаза - яркими цветами, поглаживая нежную ткань. Она так давно не видела такие красивые и дорогие вещи, что и забыла, как приятно на них смотреть и к ним прикасаться. Это было в другой жизни. Так она считала. В жизни, полной грехов, соблазнов и пороков, которые довели ее до того, что она страшно согрешила и поэтому сейчас расплачивалась за свои прегрешения, вымаливая спасение своей грешной душе и порочному телу.
«Я не должна любоваться этими платьями, - корила она саму себя мысленно. - Это грешно. Красивые вещи ведут к соблазну и распутству».
Эти наряды напомнили миссис Стокми те вещи, которые когда-то герцог Эштон подарил ей, заглаживая свою вину после того насилия, которое он сотворил с нею. Тогда те изумительные платья и нижнее белье заставили ее покориться воле его светлости и согрешить вместе с ним в постели, и не раз. И самое страшное во всем этом было то, что она наслаждалась этими прегрешениями вместе с ее дьявольским искусителем, получая от этого удовольствие, как продажная, уличная девка, позволяя делать с собою такие вещи, которые не позволила бы ни одна порядочная жена своему законному супругу из-за их аморальности и греховности. А она не только этому не воспрепятствовала, но и закрывала глаза от райской услады, покусывая и облизывая языком губы, постанывая при этом громко, зазывно изгибаясь и двигаясь вместе с напористыми толчками самого демона во плоти, который искусительно соблазнял ее с каждым своим прикосновением и поцелуем, который будил в ней такую безудержную страсть, воспламеняя, разжигая в ней огонь, пламя, которого грозило ее сжечь, превратив в пепел, а его сладкие слова о любви потом снова возвращали к жизни.
- В этом желтом платье я покорила графа Беррингтона, - миссис Стокми стала различать слова, принадлежащие однозначно не герцогу Эштону, а ее племяннице, которая прикладывала к себе платья, одно за другим, любуясь своим отражением в зеркале, при этом рассказывая о своих любовных похождениях.
- А в этом белом с голубой каймой мне признался в любви сам маркиз Каддиг. А в этом с зелененькими цветочками мне сделал предложение самый богатый герцог из Испании, столь напыщенный, что я сразу отказала этому грубияну, который полез ко мне целоваться, даже не спросив моего разрешения на это. Но он столь быстро исчез, получив поворот от ворот и громкую пощечину вместо поцелуя, что его еще не скоро видели в Лондоне. Он умчался в свою Испанию, где и нашел себе жену-испанку. Мой папенька тогда вырвал себе последние волосы, оставшиеся на голове, из-за моей «глупости», так он сказал мне. Даже хотел отправить меня в монастырь. Но потом поостыл и накупил мне кучу новых нарядов, чтобы загладить свою вину передо мною, назвав меня глупой.
Тетушка Шарлотты с болью смотрела на платья, грустно вздыхая от порочности и развратности своих мыслей. Ей так хотелось примерять хоть одно платье из множества нарядов, принадлежавших ее племяннице, и снова почувствовать себя красивой и желанной, снова танцевать на балах, быть в центре мужского внимания и принимать комплименты в свой адрес. Она так устала прятать свою красоту, устала от серости и унылости, в которых она прозябает последние пять с половиной лет.
«Красота – это главный грех, который ведет к пороку, блуду, распутству. Ты грешница, блудница! Тебя ждет ад, а не рай. Не смей вводить себя в искушение, прекрати любование этими дьявольскими нарядами, которые тебя искушают, заманивая в свои золотые сети».
46
- Мамочка, у тебя там что-то горит на кухне, - только слова собственного ребенка смогли вывести миссис Стокми из грустных и неприятных мыслей.