Она встрепенулась от наваждения, убрав руку от белоснежного платья, бросившись в место, откуда доносились аппетитные запахи. К счастью она успела вовремя, и мясо, выделенное ее скаредным супругом для гостей, не пригорело полностью, а только подрумянилось чуток, поэтому во время обеда, скромного, но сытного, во главе стола стояло тушеное мясо двух видов, с отварным картофелем; а также твердый сыр, нарезанный тоненькими ломтиками и выложенными на кусочки белого свежеиспеченного хлеба с маслом. Угощение получилось не столь изысканным, к каким привыкли бедные сиротки, кушая деликатесы и вкусности в своем Лондоне прежде до этого, но вкусным.
Анет была столь голодна, что наминала за две щеки, кушая слишком быстро, позабыв совсем о манерах и этикете за столом. Однако наметанный детский глаз уловил при этом, что ее дядюшка и тетушка совсем не притронулись к блюдам на столе так же, как и ее кузен. В их мисках было свое кушанье, подано миссис Стокми позже всех яств. Черноглазый малыш весь обед ковырял вилкой в своей тарелке, так и не проглотив ни единого кусочка, с голодными глазами поглядывая на все то кушанье, лежавшее посредине стола. Девочке показалось, что он себя еле сдерживал, чтобы не наброситься на угощенье, к которому тянулись его глаза и душа, однако к которому, похоже, ему было запрещено прикасаться его батюшкой, который гневно время от времени смотрел в его сторону, заставляя сына к послушанию. Анет быстро откинула глупые мысли из своей головки, продолжая накидывать себе добавки, облизываясь и нахваливая еду, приготовленную матушкой мальчика и женой мистера Стокми, который был страшно недоволен тем, что его старший брат Генри подсунул ему щедрый подарочек, в виде прелестных дочурок, спокойненько удалившись на тот свет.
Два голодных рта не входило в его планы. Он собирал деньги на взнос для пожертвования святой церкви, надеясь получить сан повыше простого священника, чтобы иметь возможность странствовать по разным городам, неся людям истину и просвещение, чтобы грешные мужчины и женщины узрели истинный путь отречения от всего тленного и земного, и искали прибежище в Господе Всевышнем. Он копил каждый пенни, приучив и свою жену к скромному образу жизни, нуждаясь только в самых нужных вещах, без которых нельзя было обойтись. Гаврилий с легкостью навязал Дороти догмы аскетизма и лишения во имя Иисуса Христа так, как она нуждалась в искуплении своих страшных грехов, за которые она понесет наказание после смерти в огненной геенне, если уже сейчас в этой жизни не покается и не искупит свои прегрешения, содеянные ее похотливым телом. Он только тратился на нужды родной матушки, которая так и не пристрастилась к христовым заповедям, не отреклась от всего мирского. Но запретить ей все те вещи, он не мог. Она его привела в этот мир, дала жизнь. Он ее почитал за это и не мог лишить «маленьких радостей жизни», как она это называла. Женщина любила вкусно и сытно покушать, одеться в красивую и яркую одежду, и погреться холодными зимами у теплого очага. Гаврилий с этим смирился и не пытался переделать родительницу на свой лад. Он постоянно выделял деньги на все эти траты, еще больше экономя на своих нуждах, и нуждах жены с ее ребенком.
«Вместо того чтобы откладывать денежки на святое, богоугодное дело, мне приходиться вытаскивать свои сбережения, припрятанные в надежном месте, чтобы кормить выводок моего беспутного братца, которого бес попутал ввязаться в карточные долги, а потом еще и отдать тому душу, подкинув мне два птенца, - такие мысли донимали святого отца Гаврилия во время обедней трапезы. - Господи, за что вы так меня наказываете? За что вы так меня испытываете на прочность? Чем я так согрешил, что вы мне послали этих капризных девчонок? Их ведь нужно хорошо пристроить, выдать удачно замуж или неудачно. Главное, мне надо сбыть их с рук, как можно скорее. С младшей это, конечно, не удастся так скоро, но вот старшую можно выдать за врача из Абердиншира. Он хотя и старый, но зато сможет прокормить это капризное создание лучше всех имеющихся претендентов на брак во всей ближайшей округе. Союз с ним будет самым лучшим для девчонки».
То, что этот доктор был не только старше его на добрых двадцать лет, но и лысым и с пятью зубами во рту, мистер Стокми запретил себе вспоминать и племяннице он не скажет об этом, умолчит, когда предложит той столь замечательную партию для нее. Она это и так сама увидит в день их помолвки, а после этого уже не сможет отвертеться от этого удачного для нее во всех смыслах брака, как бы ей не претило собственное сердце.