- Теперь мне все понятно, миссис Стокми, - с такой тоской и болью в голосе молвил мужчина, от которой девушку кинуло в дрожь. Ей хотелось плакать, от того, что приходилось молчать. Но молчание это не ложь, а значит - не грех. Она не согрешила перед лицом господним, умолчав о своих настоящих чувствах. Но девушка понимала, что провинилась перед человеком, который так ее любил, умолчав о чувствах к нему.
- Мне некогда с вами, милорд, препираться, - только и молвила Кетрин, пытаясь обойти мужчину левой стороной, но тот не позволил ей это сделать, преградив ей путь своим огромным телом. – Дайте мне пройти, милорд! – крикнула она, рассердившись на того за то, что не внял ее просьбе и мольбе.
- Вы лишили меня наследника, миссис Стокми, - продолжил гнуть свою линию герцог, не давая ей пройти и не обращая внимания на ее страхи и волнения за сына.
- Мой мальчик бродит где-то там, на морозе без верхней одежды и даже без шапочки, - Кетрин с горящими от злости глазами смотрела прямо в сердитые, мужские глаза, смело, без капли страха отстаивая свою позицию. Она жутко переживала за ребенка, ее голос дрожал, губы тряслись от обиды и злости на герцога Эштона за то, что он пытался выудить о ее чувствах, пока ее мальчик мерз на этой стуже.
- Он замерзнет и простудиться, милорд, - на ее глазах выступили слезы, которые не заметить было нельзя. - Ну, конечно, все ваши слова о любви к Робби были наигранными! – Стала она его корить за безразличие к Роберту. - Вам нету дела до мальчика. Пусть мерзнет! Вашей светлости все равно!
- Робби забежал в тот дом, - вдруг тихо молвил герцог, указав рукою на противоположный дом, принадлежавший семье Томсонов. – Думаю, его не выгонят на мороз, хорошенько перед этим укутав чем-то теплым. Им не все равно. Они ведь не герцогских кровей. У них есть сердце не то, что у меня, правда, миссис Стокми?!
Девушка молчала, вглядываясь в дом соседей, медленно успокаиваясь, однако следующие слова герцога заставили ее волноваться еще больше, чем до этого.
- Меня ведь не должно волновать, что у меня теперь растет еще один бастард, которому будет несладко в его жизни, над которым будут все потешаться, кому не лень.
- Робби не ваш бастард. Он мой сын и законный сын мистера Стокми. И никто над ним не будет насмехаться, пока он носит фамилию отца Гаврилия. И так будет, если вы не будете распускать слухи о том, что Роберт ваш незаконнорожденный отпрыск. Если вы не хотите, чтобы его называли выплодком и герцогским ублюдком, а меня - падшей женщиной, то вы будете молчать, ваша светлость!
Откуда взялось в ней столько смелости и храбрости, чтобы бросить ему эти слова в лицо, при этом еще и смотря в его глаза прямо, не опуская взгляд вниз? Она не могла себе ответить на этот вопрос.
52
- Вы только печетесь о своих чувствах, милейшая Дороти. Какое убогое имя! Дороти! – Мужчина молвил имя девушки, словно пробуя на вкус. - Кетрин вам шло лучше. Вам нету дела к моим чувствам. А чувства Роберта вам и подавно не важны, если вы обрекаете малыша на ту жизнь, которую влачите сами. Ведь разве это можно назвать жизнью? Вы еле сводите концы с концами. У вас нету дворецкого, нету слуг, в камине еле горит огонь. Одежду, которую вы носите, даже нельзя назвать одеждой. Это нищенские тряпки. Вы прозябаете в нищете, называя это благородной жизнью, достойной всякой похвалы ради Иисуса Христа. Разве такого вы желаете собственному ребенку? И вы еще говорите мне о чувствах. Да это вам все равно до собственного ребенка, которого вы лишили его родного отца, лишили жизни, достойной наследника герцогского титула, который ни в чем не будет нуждаться, будет купаться в роскошах, разодетый, как сам король, а, не бедствуя, как нищий! Или когда вы сбегали с отцом Гаврилием, вам было неведомо, что вы беременны, и вы длительное время считали мальчика именно его сыном. Когда вы поняли, что Роберт мой сын? Когда он стал слишком похож на меня? Да?