- Не дерзите мне, мисс. Я вам не подруга и не ровесница, чтобы вы так со мной разговаривали!
- Я этого не делаю, мисс Перкинс. Вы не правильно истолковали мои слова.
- Так значит, вы еще смеете мне хамить, называя меня глупой, плохо понимающей происходящие вокруг вещи! Так?!
- Мисс Перкинс...
- Вы здесь всего первый день, а уже позволяете себе слишком много! - не угавала экономка. - Или вы думеете, что все здесь глупые, и только вы самая умная, мисс Бекетт! Пока нет его светлости дома, то вы будете мне докладывать о каждом вашем действии, начиная от того, что завтракал мастер Джон, и заканчивая сказкой, какую вы ему читаете на ночь. Я внятно говорю, мисс Бекетт?!
- Да, мэм, - робко согласилась Кетрин, не желая доводить этой женщине что-нибудь.
Это было бы напрасной тратой времени, потому что она не хотела ничего слушать. Мисс Перкинс невзлюбила ее с первой минуты, когда увидела.
- И еще одная вещь, мисс Бекетт, - добавила экономка, собравшись уйти. - Не знаю, кто вас растил, но у нас здесь есть стойкие моральные устои. Не дай Бог, если это правда то, что я слышала о вашем поведении! Если я увижу это собственными глазами - вы сразу же окажетесь на улице, мисс Бекетт!
- О чем вы, мисс Перкинс? - спросила устало Кетрин.
Она вспомнила, что еще ничего не ела со вчерашнего обеда. В дорогу она ничего с собой не взяла перекусить, а приехав поздно, она не посмела заговорить о еде со служанкой, которая и без нее валилась с ног от усталости. А сегодня утром она по своей вине осталась без завтрака, убежав из кухни после подслушаного разговора служанок.
- Не притворяйтесь невинной овечкой, мисс Бекетт! - возмутилась женщина. - Это правда, что вы строите глазки его светлости?!
- Что?! - У Кетрин от услышанного полезли глаза на лоб.
- Вижу, вы хорошая актриса, если так правдоподобно изображаете возмущение и удивление! Я вас предупреждаю, мисс Бекетт, что у нас караються шашни с хозяином!
- Даже если его светлость сам распускает руки! - выпалила сгоряча Кетрин, о чем сразу же пожалела.
- А вы себя видели в зеркале, мисс Бекетт! - рассмеялась економка впервые за все то время, что девушка была с ней знакома. - Чтобы его светлость при всей своей красоте и мужественности взглянул на вас! Вы шутите! У вас слишком странное чувство юмора, мисс Бекетт. Помните, я за вами наблюдаю. Одна ваша оплошность - и вы окажетесь на улице!
С этими словами мисс Перкинс зашла в дом, оставив девушку наедине со своими мыслями.
Какая ирония судьбы! Размышляла Кетрин. Будучи уродиной, никто не верил, что герцог сам ее домогаеться. Все считали, что это она пристает к его светлости.
***
В далеке показалось поместье. У Ричарда от столь красивого зрелища перехватило дыхание. И это его дом! Ему стало так хорошо на душе от осознания этого, что хотелось петь от счастья! Тем более, что в этом доме сейчас находилась его Кетрин! И скоро он сможет по закону называть этот дом не своим, а их общим. А саму Кети - своей женой, герцогиней Эштон. От этого он ощутил прилив желания. Он так хотел ее увидеть, что заставил Сторми мчать, словно молния. Герцог очень скучал по этой девушке, думал о ней день и ночь, впрочем как всегда с тех самых пор, как увидел ее на конюшне, когда она поправляла непослушный чулок, задрав юбки выше колен.
Герцог попытался отвлечь себя от томных мыслей о мисс Бекетт, вспомнив о Джоне. Он также соскучился по этому маленькому ангелочку, который очень быстро занял особенное место в его сердце. Ричард гордился, что у него такой сын растет! И к тому же его очень радовал тот факт, что Кетрин полюбила его мальчика, а тот всем своим маленьким сердечком прикипел к девушке, которую герцог уже завтра сможет называть своей женой, а мальчик - мамой. Они будут очень дружней и любящей семьей! И в скоре их будет уже не трое, а четверо, а потом пятеро, шестеро, и дай Бог семеро.
Господи, у него будет ребенок от Кетрин! Если будет девочка, то Ричарду хотелось, чтобы малишка была похожа на свою маму. С огненными волосами и божественной красотой, чтобы сводить мужчин с ума. Но сначала его ожидал сладкий процесс зачатия ребенка! Герцога от такой мысли бросило в жар, ладошки вспотели, а мужская плоть больно заныла в брюках.