Раньше, до войны и прихода азгар. Джины не зверствовали так как сейчас. Убивали, но не часто и исключительно отбросов. Недостойных, по их мнению жизни. Таких, как педофилы или маньяки. Преступники, садисты и проститутки. И тут я, пожалуй, даже была согласна. Но сейчас ситуация изменилась и их жертвой становился каждый, кто оставался одиноким путником в пустыне. Как я, например, только я то до сих пор жива. Но это под большим вопросом.
Тут я споткнулась о собственные мысли. А реально ли вообще, то, что мне могут сохранить жизнь. Ведь я по какой-то причине все еще не крах. Да и не было похоже, что джин хотел просто так меня убить. Он собирался сначала заглянуть в мой разум. Для чего? Из любопытства? Не встречал до этого людей? Вряд ли это так. Живут они значительно дольше нас. И сразу же в мозгу кольнуло очевидное: раньше они всех без разбора не выпивали. Было же такое? Было. Что если это не изменилось, а нам внушали сказки пострашней. Для чего уже другой вопрос.
Как он узнал, кто я такая, ведь о воровках за пределами оазиса не знают. Допустим, что увидел моё прошлое. Вероятнее всего, они это умеют. Ведь будущее то они способны видеть. Так кто сказал, что прошлое от них сокрыто. Столько вопросов и ни одного внятного, не то, что ответа, даже предположения.
В памяти как нельзя кстати, всплыли слова пророчицы. От этого стало совсем уж тревожно. Она сказала, что первый, кого я встречу в пустыне, раскроет мне истину. Но что-то до сих пор ничего такого не произошло. Джин и слова не проронил. Притащил меня в свое логово, кляп в рот затолкал, связал. Ничего не объясняет, что меня ожидает непонятно. И главное, смогу ли выкрутиться вдруг чего. Ведёт он себя на первый взгляд не враждебно.
Пока мы шли мимо костра и веселящихся джинов, я нервно озиралась. Они вроде бы продолжали гомонить и развлекаться, но очень цепко провожали меня взглядами. У всех без исключения была заинтересованность, но никто так ни о чем и не спросил моего пленителя. Интересно, кто этот джин. Видно, что он отличается ото всех тех, кто у костра. Их иерархия не совсем понятна. Есть верховный, и на этом мои познания заканчиваются. Дальше все туманно. Конечно, существует масса предположений, но я в них даже не вникала.
Мне было боязно находиться в таком количестве джинов. Да так, что аж волоски на руках встали дыбом. Странный диссонанс. Ничего не скажешь. Тут тебе, пожалуйста, атмосфера добродушия с праздником. А следом отрезвляющий холодок и напряжение. Сложно все с ними, с этими джинами. И разбираться, честно говоря, желания нет.
Наконец-то мы подошли к самому большому арду. К двери которого вели съёмные деревянные ступени. Рядом стояли широкие горшки с засохшими в них цветами. Не так давно они были зелёными и цветущими. Теперь встретить растение на Шанкаре, такая же редкость как дожди.
— Стой здесь, если собираешься прожить хотя бы на несколько минут дольше. — с нажимом приказал джин и повесил верёвку, связывающую мои руки, на крюк, торчащий из арда.
Вот тебе и ответ на насущный вопрос. Наваждение о дружелюбности как рукой сняло. Я, естественно, жизнью дорожила. Сбегать и не подумаю. Во-первых, в этом нет никакого смысла. Я, считай в логове песчаных огр. И тут даже ответить сложно, что хуже. И то и другое однозначно смертельно. Поэтому бегство заведомо провальная идея. Вряд ли пробегу дальше двадцати метров. Во-вторых, мне было очень любопытно, что будет дальше. Несмотря на напрашивающиеся выводы. Хотелось бы все-таки понять причины, по которым этот странный тип привёл меня в свой лагерь. Еще и к шишке местной. С чем таким в моем разуме он столкнулся, что решить сам не в праве.
— Идём. И помалкивай. Кашахиджин не любит, когда пленники болтают без дозволения. — серьезно сказал мужчина, появившись через несколько минут. К великому облегчению, он вытащил из моего рта комок тряпки и развязал руки. Дышать стало легче, хотя внутри подымался тревожный ураган. Трусихой я себя назвать не могу, но вот бояться разучиться сложно.