— Отзови их. И поговорим. Возможно, ты сохранишь свою жизнь.
В устремлённом на меня взгляде не было ничего, кроме лютой ненависти. Оно и понятно — сложно сохранять хладнокровие, когда тебя только что лишили сразу трёх конечностей. Я бы сам, пожалуй, был раздосадован.
Тем не менее, я ожидал, что аристократ примет относительно рациональное решение. Грубо говоря — пойдёт на переговоры. Даже полному идиоту было понятно — шансов у него нет.
Как выяснилось спустя секунду — зашкаливающая боль служит неплохим стимулом для работы мозга. Ничем иным объяснить внезапное просветление Цурабова я не мог. А оно однозначно наступило. Потому как дворянин сделал то единственное, что могло обеспечить ему победу с самого начала. Запустил обратный процесс.
Сразу два его артефакторных перстня обратились пылью. А по тверди, что располагалась в двадцати метрах над моей головой, поползли серебристые росчерки силы.
Дворянин что-то невнятно закричал. Яростно рыкнул Ровер. Сознание уловило отголоски ментального сигнала заточённого в моём перстне бога. Я же использовал своё основное преимущество — накопленные за тысячу лет знания. То, что когда-то было складировано в чертогах разума и оставлено на потом.
Ускользнув сразу от трёх наступающих на меня големов, я пустил в дело ещё одно плетение. Несложное — всего пять глифов. Зато каких — такие не упоминались на легионерских курсах. Рядовых центурионов и даже легатов подобному не обучали. Им, напротив, рассказывалось, что в комплекс по созданию участка свёрнутого пространства вмешаться просто невозможно. И уж тем более нельзя перехватить управление.
Если быть честным, подобные меры безопасности, которые остались ещё с тех времён, когда Корпусами управлял Стратег, я сам считал излишними. По крайней мере, до недавнего времени. Того момента, как меня попытались убить в самом сердце Цитадели.
Тем не менее, Цурабов об их существовании тоже не подозревал. Лицо мужчины исказилось настолько дикой гримасой удивления, что мне показалось, у него сейчас или лопнут глаза, или заклинит челюсть. А вот серебристые ручейки, что тянулись по тверди, стали быстро гаснуть.
Вот только озвучить предложение о начале переговоров я не успел. Аристократ решил использовать последнее, что у него оставалось — плетение, запускающее процесс распада свёрнутого пространства. Полностью уничтожая его, со всем, что находилось внутри. Работало оно не слишком быстро. По крайней мере в том виде, который использовал нобиль. Тем не менее, на это я уже повлиять никак не мог. Этот комплекс тоже был простым и безотказным. Ни одной уязвимости, позволяющей нарушить его работу.
Ещё один рывок в сторону. Удар шпагой. Рык Ровера.
На секунду замерев, я бросил взгляд в сторону Цурабова. Ощутил волну его гнева, смешанного с чувством удовлетворения. Взрождённый Пустотой ублюдок искренне радовался, считая, что обрёк меня на гибель. И по какой-то неведомой мне причине считал, что не погибнет сам.
Впрочем, с этим заблуждением он расстался уже в следующую секунду. В тот самый момент, когда эйдосы шестилапых местных монстров разорвали его энергоструктуру на куски. А примчавшийся Ровер вцепился в сверкающие Изначальной силой звёзды.
Поглотить его силу напрямую для меня было бы невозможно. Поэтому я снова задействовал своего боевого зверя. В данном случае выступающего своего рода дистанционным инструментом.
Прямо сейчас пёс пропускал через себя весь поток трофейной мощи, отправляя его дальше мне. При этом, половину оставляя самому себе. Впрочем, проблемой это не было. Зато ею стало иное — воспоминания убитого аристократа. Лигату, которая позволяла их усвоить, я сформировал внутри энергетической структуры Ровера буквально несколько секунд назад. Прямо во время схватки с земляными големами. Но скорость сыграла свою роль — пара мелких, и казалось бы, на первый взгляд, незначительных ошибок изменили логику работы печати. Вместо того чтобы транслироваться напрямую мне, обрывки чужой памяти сначала проходили через разум Ровера. Заставляя его то испуганно скулить, то яростно лаять, то грозно рычать.
Даже если не принимать в расчёт последствия для разума самого зверя, имелся ещё один неприятный момент. Добрая половина осколков чужих воспоминаний после контакта с сознанием пса полностью и безвозвратно угасала. И поделать с этим, я ничего не мог.
Остановившись на месте, прошёлся взглядом по расплывающимся големам, потерявшим контакт с хозяином. И разочарованно вздохнув, потянулся к разуму зверя, стабилизируя его и помогая выдержать натиск чужой памяти.