Следом явились бродячие артели землекопов и взялись за Смирженец. За ними трусили местные рабочие.
Мертвый пруд ожил, всюду слышался стук кирок, лопат, мотыг, скрип тачек.
Под дубами, близ замка, построили дощатую контору и кантину для рабочих; с этого обычно начинается всякая стройка. Желающих наняться на работу было более чем достаточно — местные жители, безработные или полубезработные, всяческие бедняки, арендаторы и сезонники ухватились за неожиданную возможность подработать, — здесь платили лучше, чем мужики батракам.
Петр и Гарс долго бродили по лугам, оживленно беседуя, а в понедельник, рано утром, заняли очередь у конторы, где шел прием на работу. Рабочих книжек у них не было, и инженер, нанимавший людей, только пожал плечами; но Петр и Гарс упорно не уходили, тогда инженер махнул рукой:
— Ну, ладно, попробуйте, какова на вкус землица.
И, усмехнувшись, кивнул им вслед.
Петра и Франтишека приняли в артель землекопов, дали им кирку и отвели на участок.
Вначале работа у них спорилась, но вскоре августовская жара и усталость одолели их — время еле тянулось, часы словно остановились; Петр и Гарс совсем сникли. А рядом так же бодро, как и с утра, постукивали кирки настоящих землекопов.
Рабочие чуяли в Петре и Гарсе чужаков, косились на них и заметно злорадствовали, видя, как надрывается Гарс, как обессилевший Петр поплевывает на руки. Ладони у юношей были стерты, спина ныла.
Когда прокричали «шабаш», у них отлегло от сердца, и они, гордые сделанной работой, насвистывая, отправились восвояси.
Одежда их пропахла илом и потом.
— Земля нам пока что не по вкусу, а? — сказал Гарс.
— Работа всегда была нам не по вкусу.
— Увидим, как дело пойдет дальше.
Они пожали друг другу руки, и Гарс свернул с дороги к заповеднику, за которым лежала Глоговка.
Прошла неделя, близилась суббота, день, ознаменованный горсткой монет, получкой.
— Человек создан для труда, как птица для полета! — кричал Гарс, колотя по корням дуба, который выкорчевывали из старой плотины.
— Нескладный ты парень, — оттолкнул его Брейла, поденщик из Ржаснице, и дернул корень с такой силой, что сразу вырвал его, а сам даже не пошатнулся. — Работа — не игрушка, щенки! Из вас растили барчат, а вы взялись за наше дело. Уж лучше бы не отбивали у нас хлеб!
Юноши предпочли промолчать.
— Все равно как если бы я вздумал сесть писарем в конторе, — усмехнулся Коржизек. — Меня б оттуда сразу под зад коленкой.
— Ты и тут не больно-то надрываешься, — оглянулся на него Брейла. — Где тебя утром поставят, там ты и к вечеру стоишь, чтоб тебе пусто было!
— Ему что, у него своя халупа, — сказал кто-то.
Над ними, на краю плотины, остановился рабочий Ирка. Сегодня он совсем не работал, а с утра выпивал в кантине.
— Эй вы, ученые, — проревел он, пошатываясь.
— Не мешай, катись отсюда, рожа! — прикрикнул на него десятник, но Ирка не слушал.
— Ученые, бросай работу! Вот кабала-то! Где это видано — так жилы тянуть из людей!
— Не мог ты пьянку отложить на завтра? — усмехались рабочие.
— Ученые? — добавил кто-то. — Сказал тоже! Погляди, они тебе ровня.
Ирка хрипло засмеялся. Он был больше похож на бродягу, чем на рабочего. Нахлобучив на лоб шляпу, он двинулся дальше.
За получкой рабочие приходили своей артелью, а после получки сразу шли в кантину. Там стало людно и шумно. Землекопы заняли все столы, жадно тянули пиво и водку — так высохшая земля впитывает дождь.
— Вот где люди сообща вкушают плоды своего труда! — иронически заметил Петр, обводя взглядом багровые лица.
Гарс поднял брови и вздохнул.
— М-да, вкушают... И за этот народ мы будем бороться?
— Да, прежде всего за них, — подчеркнул Хлум.
— А как?
— Не знаю, но, несмотря ни на что, чувствую, что я плоть от их плоти, и рад, что работаю вместе с ними.
— Погоди, нас еще выставят отсюда, вот увидишь.
— А если мы научимся работать не хуже других?
— Не в этом же наша цель!
— Но это было бы хорошим началом. Надо изучить психологию рабочего, прежде чем спорить с ним. А мы до сих пор поступали как раз наоборот.