— Это звучит правдоподобно... как всякая ложь! Тот, кто все это придумал, изобретательный человек! — Лида упрямо тряхнула головой. — Но если даже и так, все это в прошлом, а прошлое человека — это только его собственное дело и никого не касается, — холодно сказала она. — Зарубите себе это на носу, сударь! Расспрашивала я вас когда-нибудь о вашем прошлом? — продолжала она, покосившись на Пухольда. — Я не из тех, кто любит подсматривать в замочную скважину.
Пухольд вспомнил о своей болезни, которая в свое время привела его в отчаяние, и покраснел, но постарался ответить с непринужденной шутливостью:
— Можете спросить, я с удовольствием отвечу. Кроме филателии и эсперанто, у меня не было других увлечений. Вы удивлены? Уверяю вас, это так. Вы меня знаете, я держусь принципа, что мужчина должен вступать в брак... он запнулся, — ...чистым, да, да, совершенно чистым! — повторил он и энергично взмахнул тросточкой.
Лида пожала плечами, словно ее это вовсе не интересовало.
— Хлум, насколько я его знаю, — а знаю я его хорошо, — для своих лет очень развитой юноша. Это верно, — продолжал Пухольд. — Но он сам не знает, чего хочет. А ведь знать свою цель, стремиться к ней — самое главное в жизни. Вот мне не пришлось долго раздумывать, как Хлуму, — продолжал он, поглаживая свой отвислый нос. — Самое правильное, хоть и не самое легкое, — это поскорее получить от жизни побольше надежных благ. Я...
Но Лида не слушала его. Она думала о Еве, этой девчонке, которая знакома с Петром считанные дни, а уже держит себя с ним так, словно они друзья детства. Да, в жизни легче всего добиваются успеха смелые и дерзкие, — думала Лида. Ева Голинова безусловно такая. Почему она так задается? Думает, что неотразима? Фу! Важничает, словно набралась бог весть какого ума, вечно ходит с книжками под мышкой, а ведь совсем девчонка, только-только кончила школу!
Лида терзалась ревностью, несмотря на то что ее нежные чувства к Петру уже остыли, отзвучали, как песенка, спетая в безлюдной ночной тиши. Подавив вздох, Лида нахмурила лоб. Если бы хоть не видеть эту красотку в палате Петра! Если бы именно эта девчонка не сказала, ей, Лиде, что Петра, мол, не велено беспокоить, никому, даже хорошим знакомым! Ведь Лида хотела только выразить ему свое сочувствие.
— А вот я... — донеслись до нее разглагольствования Пухольда.
— Вы только о себе и говорите! — Она метнула на него пренебрежительный взгляд. — Не могли бы вы переменить тему?
— Как вам угодно. — Пухольд совсем не обиделся. — Тогда могу сообщить новость: у Схованковых будет ребенок. Маленький Схованчик!
— В самом деле новость! Как это вы удержались и не проговорились до сих пор?
— Я берег ее к вечеру, чтобы вам было о чем поразмыслить, — засмеялся Пухольд.
— Вы проказник! — уже веселее сказала Лида и подумала, что если она все-таки выйдет замуж за этого человека, то жить с ним будет прескучно. И все-таки она, конечно, за него выйдет, — кого еще найдешь тут, в Ранькове? Оставаться всю жизнь учительницей и старой девой еще скучнее.
— Если вы обо всех все знаете, Пухольд, так скажите, что слышно о Лихновских?
— Не могу же я уследить за всеми.
— Судя по вашим разговорам, можете!
— Впрочем, по чистой случайности, мне известно, милая барышня, что Лихновский выгнал своего эконома Милиткого, потому что — за это я, разумеется, не ручаюсь! — приревновал его к своей жене. Уж не знаю, застал он их вместе или нет, что-то не верится. Зато, безусловно, факт, что она пыталась удрать из дома с каким-то батраком или подпаском, а Лихновский велел этого парня арестовать.
— Правда это или нет, но я думаю, что ей с самого начала плохо жилось. Бедная Марта! Все у нее есть, чего душе угодно, только одного не хватает — счастья.
Они подошли к Желетинке. От Сазавы налетела темная туча, полил дождь, Лида и Пухольд вмиг промокли.
— Это вас бог наказал за сплетни, — напустилась она на своего спутника.
Ее опять раздражал Пухольд, хотя все дело было в том, что у Лиды еще не прошла злость на Еву.
Подул резкий ветер. Пухольд обеими руками придерживал свое канотье. Тросточка выпала у него из рук, он наклонился за ней и уронил записную книжку, из которой посыпались почтовые марки.
«Так тебе и надо!» — злорадствовала Лида.
К вечеру у дверей домика Лиды позвонили. Она выглянула в окно и испугалась, увидев рослого широкогрудого мужчину, одетого по-деревенски, в сапогах. Лида не впускала незнакомых людей в дом, и только когда пришелец объявил, что он бывший эконом из имения Лихновского и пришел по поручению пани Лихновской, Лида пошла ему отворить.