— Только вот ты понапрасну терпел беду на мельнице, в этом медвежьем углу.
Пекарь махнул рукой и проворчал:
— Разве такие люди, как мы, хоть где-нибудь на свете живут так, чтобы не маяться?
Хлум с семьей возвратился обратно в Раньков после того, как мельник Бареш окончательно пропил свое имущество. Сперва он продал мельничное оборудование, потом участок и дом эрцгерцогу, которого очень устраивало, чтобы в его лесу никто не жил.
Когда Хлумовы переселились на мельницу, они разместились в одной комнатке при пекарне, им для перевозки вещей понадобилось три телеги. Сейчас, возвращаясь в город, они обошлись одной телегой да тележкой с собачьей упряжкой. Этого хватило, чтобы увезти то, что осталось.
Упряжные собаки, остервенело лая, вбежали во двор Кваснички, они завидели там серого кота. За ними гнался пес Милорд. Кот едва успел перескочить через забор в садик. Несдобровать бы ему, будь Милорд резв, как прежде.
Немного вещей привезли Хлумовы. Куда же все девалось?
— Сразу видно, что в домашнем хозяйстве было много лишнего, — весело отвечал Хлум на сетования жены. — На что нам три комнаты, как прежде? Здешние мещане держат столько мебели, чтобы было с чего пыль стирать. Мебель для человека, а не человек для мебели!
Первое время, когда Хлум поселился на мельнице, хлеб вместе с ним развозил хозяйский батрак. Весело постукивала мельница, деревенские жители охотно покупали у него товар, это им было в новинку. Хлуму жилось неплохо. Но прошел год, и оказалось, что доходов мельника не хватает на уплату процентов по долгу и на выпивки в трактирах.
Старый конь совсем одряхлел, его продали за гроши, денег на новую лошадь не нашлось, даже на выбракованную, армейскую, не было денег и на зерно, подмастерья ушли от мельника, мельница остановилась.
Хлум купил тележку с собачьей упряжкой и стал сам, а позднее с Петром развозить хлеб по деревням. Торговля шла и хорошо и плохо, принося и радость и огорчения. Хлум работал бодро, иной раз с шуткой, иной раз с бранью, но дела шли все хуже и хуже.
Зажиточные крестьяне пекли себе хлеб дома, а лесным и полевым рабочим, арендаторам и поденщикам хлеб был по карману лишь несколько раз в месяц, — их семьи питались картофелем, выкапывая остатки с уже убранных чужих полей. Зимой им приходилось раздумывать над каждой картофелиной: кому дать ее — детям ли козе.
Чуть получше жилось каменотесам и фабричным рабочим. Хлум возил хлеб в их харчевню, а по субботам в Бродец, на прядильную фабрику.
В семьях, где отец пил, жизнь была тяжелая. Женины босы, дети оборванны. Такая же картина в людской, на барском дворе. Часто матери голодных детей с плачем просили хоть полбуханки в долг.
Хлум был не из тех, кто равнодушно глядит на чужую беду.
Он пек и продавал зачастую без барыша, иной раз и убыток, сам залезал в долги, а потом, когда нужны были деньги на муку, за гроши продавал мебель, перины и другие вещи.
Мария однажды решилась написать Элизе Эстергази, которая вышла замуж за сына владельца прядильной фабрики «Ливальд и К°» в Варнсдорфе и переехала туда. Чего просила Мария? Денежного вспомоществования? Денег в долг? Хлум не знал об этом письме и был удивлен, когда жена показала ему ответ. Элиза сообщала, что охотно позаботится о сыне своей бывшей служанки, если он владеет немецким языком и сможет учиться в ремесленной школе, которая создана при фабрике для подготовки молодых рабочих.
Хлум рассердился на жену и сам ответил госпоже Иивальд. Он написал, что им живется не так плохо, как, по-видимому, изобразила жена, и что ему не хотелось бы, чтобы сын рос без отцовской заботы и присмотра. Он благодарит милостивую сударыню за любезность. Прежде чем написать письмо, Хлум долго честил на чем свет стоит варнсдорфских богатеев, которые онемечивают чехов и норовят закабалить даже чешских детей. В Варнсдорф? Нет уж, хватит! Ему, Иозефу Хлуму, этот Варнсдорф стоил здоровья, но чтобы его сыну он калечил душу — этому не бывать!
Когда мельник Бареш окончательно разорился и его мельницу продали с торгов — ее купил за гроши эрцгерцог, — Мария с облегчением вздохнула: они снова возвращаются в город.
В Ранькове Хлуму удалось арендовать у старого Кваснички пекарню с комнатой.
Чтобы заплатить аренду, Хлумовы продали гранатовое ожерелье, то самое, что Иозеф когда-то подарил жене в честь рождения сына. Кто бы мог знать, что этот подарок станет спасительным якорем для утлого суденышка их судьбы, беспощадно гонимого житейской бурей?
Хлум стал выпекать хлеб, и товар брали нарасхват. Появились старые знакомые, появились старые должники и как ни в чем не бывало, ни капельки не стесняясь, снова стали постоянными покупателями. Пришла и вдова Ержабкова, она чуть ли не единственная заговорила о старом долге и даже отдала часть денег.