Царь Александр II был мертв, на трон вступил Алегандр III, а народ угнетали так же, как и при Алесандре II, да и сейчас, при Николае II, русскому народу живется не лучше. Покушения продолжаются, а то толку? Безнадежно!
— Для русского народа безнадежно? А для нас? — спросил Вондрушка.
— Говорят, что единство народа — великая сила, она потрясает троны. Но разве народ может быть един, если есть два лагеря — богатые и бедные? Если бедных и нищих такое множество? Социалисты утверждают, что только эти бедняки, только пролетарии могут создать государство, где не будет ни императоров, ни королей, ни пап. Народ, говорят они, может управлять собой сам, без всяких паразитов. Тогда и армий не стало бы, потому что не из-за чего было бы воевать.
— Не из-за чего воевать! — повторил Вондрушка, и казалось, он грезит на яву.
Много дней гимназистов волновали рассказы Хлума, они добивались от старика все новых подробностей, словно он сам был очевидцем тех давних дней, когда молодые русские революционеры всем пожертвовали ради блага своего народа.
Мария Хлумова целый день крутилась как белка в колесе, ей некогда было даже поделиться тем, что накипело на душе. Вечно она торопилась, будто за ней гнались собаки, как выражался муж.
После многих лет разлуки вдова Ержабкова наветила Марию и пригласила ее к себе, они, мол, снова будут делиться огорчениями, надеждами и чаяниями, прежде всего, конечно, о будущем своих детей.
— Наш Петр хочет быть доктором, — рассказала Мария Ержабковой. — Нет, нет, не священником. Он уже давно раздумал, и я его понимаю. Видите ли, священник живет без жены и без детей, а разве это настоящая жизнь? Да и мне охота быть бабушкой и нянчить внучат.
— Ну, конечно, еще бы. Докторов все уважают. И доходы у них какие!
— Да как сказать... Вот доктор Штястный никакого наследства своей семье не оставил. Даже, говорят, не расплатился за квартиру.
— Неужели? — поражалась Ержабкова, хотя отлично знала, что доктор Штястный не нажил никакого состояния потому, что с бедных ничего не брал, а богатые раньковчане — их было немного — ездили лечиться в Прагу; за местным доктором они посылали, лишь когда их внезапно прихватывало и было совсем невтерпеж.
Мария и ее приятельница потолковали о докторе Седмике и его супруге, которая, как говорят, была дочкой пражской швейки. А отец доктора Седмика был клепальщиком и погиб на стройке какого-то дома или собора — упал с лесов и разбился насмерть. Седмик еще студентом квартировал у портнихи, жил там как свой, вот и вышло, что он женился на бедной девушке.
Вдова Ержабкова уже совсем свыклась с Раньковом. Теперь она и не представляла себе, как могла долго жить в деревне, в жалком селении, вроде того, где учительствует ее сын Ладислав.
В один прекрасный день Ладислав приехал навестить мать — словно с неба свалился! — и объявил, что женится. Он, правда, еще молод, но ему не хочется жить одиноко, да это и понятно: мужчине одному скучно.
Что хорошего в холостой жизни? Знай таскайся по трактирам! Сколько учителей спилось! Начинали с малого: живя в деревне, выпивали одну кружку пива в обед, другую вечером. Дальше — больше, и уже не отвыкнешь: привычка — вторая натура. Мало ли учителей — в общем-то хороших людей — каждый день торчат в трактире, хлещут пиво, иные пьют, как лошади, отрастили животы, нажили сахарную болезнь и к пятидесяти годам отдают богу душу.
Ладислав Ержабек приезжал в Раньков редко, каникулы он обычно проводил с рюкзаком за плечами, бродил по Шумаве и по Крконошским горам, или в Уголицах готовил к экзаменам детей тетки Яндечковой.
Что бы там люди ни говорили, он правильно поступил, что женился рано, сразу же после того, как его освободили от военной службы, — слава богу, женившись, он стал завзятым трезвенником, основал общество «Сокол», читает лекции о трезвости. Да, да, трезвенник! Видимо, к этому его побудила жена, Славка. Ее отец — хоть о покойном и не годится говорить дурное — изрядо закладывал, и Славка опасалась, чтобы того же не случилось с мужем. Теперь они оба состоят в обществе трезвости.
Мария Хлумова была подробно осведомлена о всех семейных делах вдовы и сама ничего не таила от нее — как уж повелось с первых дней их знакомства, столь прискорбно прерванного несчастным долгом и еще более роковым: переездом Хлумовых на мельницу.
Вдова до сих пор стыдилась того, что тогда, будучи в крайне стесненных обстоятельствах, не смогла заплатить долга. Мария знала все подробности жизни ее сына Ладислава и дочери Луизы — она двумя годами младше брата, — вышедшей замуж за егеря Иозефа Коваржика.