Она даже что-то напевала, когда вошла в дом фрейле. Тэррик воззрился на нее так, словно у нее вдруг выросла вторая голова, а когда Шербера, пританцовывая, приблизилась и поцеловала его, одарил ее широкой улыбкой.
— Я не узнаю тебя, Чербер.
— Я сама себя не узнаю, — сказала она, осторожно отодвигая воротник его рубицы в сторону, чтобы взглянуть на повязку.
Тэррик поймал ее руку.
— Все заживает. — Его глаза изучали ее. — И я могу поклясться, что все еще чувствую в себе твою магию. Она все еще там, несмотря на столько дней.
— Наверное, это потому что она все еще в тебе, — сказала она. Снова засмеялась, удивляя его и себя. — Я не хотела, чтобы ты умер совсем, так что, наверное, отдала тебе слишком много. Теперь ты — мой должник.
Тэррик отпустил ее руку, и Шербера, не удержавшись, погладила его по шее. Кожа была теплая, и прикосновение действовало на нее, как всегда, обжигающе, но дело было не в том.
Она сама хотела его.
Ее сердце. Не только ее тело. В тот день, слыша его неожиданно откровенные слова — Номариам сказал ей потом, что так на разум Тэррика подействовали травы, — и потом, глядя в глаза, которые умирали, но пытались уверить ее в том, что все будет хорошо, видя обращенную к ней улыбку на посеревших от боли губах, она осознала ее.
Любовь, какой она должна была быть. Чувство, которое не прогрызало в ее сердце дыры, дерево, под сенью которого она могла укрыться от невзгод, доверие и привязанность к человеку, который всегда был с ней честен до конца.
— И я признаю этот долг, — сказал он, привлекая ее к себе. — Я не могу отдать тебе магию, но, может, ты примешь что-нибудь другое взамен?
Шербера не успела ответить: распахнулась дверь, и на пороге появился один из мальчишек-близких с вином и водой. Увидев акрай в объятьях господина, он заблеял и попятился, но Тэррик взмахом руки остановил его.
— Оставь то, с чем пришел, Лагрес. — Мальчишка замер, повинуясь приказу, закивал, снова двинулся вперед. — И напомни остальным, чтобы не увлекались вином. Эльфарру вчера тошнило так, что слышало все войско. Вы — мои близкие, но я всегда могу это изменить.
Голос звучал спокойно, но Шербера чувствовала быстрое биение сердца под своей ладонью и знала, что это спокойствие не более чем маска. Она чуть сжала пальцы, собирая ткань рубицы в горсть, и издала еле слышный смешок, когда Тэррик опалил ее взглядом, который обещал... много.
— Да, господин. — Мальчишка пытался быть быстрым, что было весьма трудно, учитывая заплетающиеся под пристальным взглядом Тэррика ноги. Шербере даже стало его жалко. — Передам, господин.
Дверь захлопнулась, оставив их одних, и Тэррик посмотрел в ее лицо сверху вниз и сказал то, чего она ожидала от него меньше всего:
— Тебе не обязательно оставаться со мной каждую ночь.
Настроение ее тут же омрачилось, но он еще не закончил:
— Я не хочу, чтобы ты приходила только потому, что мне нужна твоя магия.
— Она уже не нужна тебе. Не так много, как раньше. — Шербера нахмурилась. — Зачем ты говоришь мне то, что мы оба знаем, господин?
— Затем, что, если хочешь, ты можешь уйти, — сказал он, глядя ей в глаза.
— Я это знаю, — сказала она, и это была правда.
— Но я хочу, чтобы ты осталась.
— Я это знаю, — сказала она еще одну правду, и по губам Тэррика скользнула усмешка.
— Если ты все знаешь, снимай одежду, и побыстрее.
Он отступил, оглядываясь на стоящую у стены кровать, и Шерберу обдало жаром, когда она поняла, что он задумал.
Она стянула с ног сапоги и отставила их в сторону. Потом неторопливо расстегнула крючки теплой верхней рубицы и сняла ее, бросив на шкуру под ногами. Тэррик стоял неподвижно перед ней, но его взгляд следил за каждым ее движением. Снова крючки, — и на пол полетела нижняя легкая рубица, а следом и сараби, обнажая ее тело, покрытое сотней шрамов.
Но Тэррик будто не замечал их. Взгляд скользил по ней почти ощутимым прикосновением, и Шербера почувствовала, как все ярче и ярче разгорается в ней огонь, который мог зажечь в ней только он.
— Подойди, Чербер. — И в его глазах этот огонь горел тоже. — Я не могу больше просто смотреть.
Она приблизилась без малейшего смущения и встала рядом, и его рука коснулась и обвела сначала одну грудь с темным соском, потом вторую, а потом скользнула к шее, и Тэррик притянул ее к себе для поцелуя. Они еще не делили постель со дня, как он пришел в себя, хоть и спали вместе, и сейчас, отвечая на этот долгий поцелуй, Шербера вдруг осознала, что скучала по этим губам, по требовательному, не допускающему возражений прикосновению языка, по всегда теплой, словно нагретой солнцем, коже.