— Не очень-то я доверяю этим ящерицам, — выразил Прэйир то, что чувствовали они все.
— Как и я, — признался Тэррик. — Как не доверяет нам Харзас, который завтра отдаст в мои руки власть над драконами, которую прежде имел только он. Но этот маг — далеко не глупец. Он понимает, что сейчас мы нужны друг другу, что по отдельности нам в этой войне не победить. Он знает не хуже меня, что мы должны объединиться.
Я разделяю вас, чтобы соединить...
Далекие слова матери мертвых так ясно прозвучали в голове Шерберы, что она испуганно вздрогнула. Дракономаги пойдут с ними, отряд закатников идет с ними, но южан нет, а остальная часть закатного войска, похоже, увлеклась местью и погибла.
Хватит ли им сил, чтобы выстоять против орды зеленокожих, что встретит их на Берегу уже совсем скоро? Не расколется ли на части снова их войско где-нибудь на пути к городам, не разбежится ли в разные стороны, крича от страха при виде врага?
Нет, она не могла позволить себе даже думать о таком.
Но все же думала, ворочаясь ночью и слушая заунывное пение магов и чувствуя в груди тупую тяжесть неизвестности.
...Они вышли на площадь, когда небо озарилось первыми лучами солнца: десять дюжин мужчин и женщин с раскрашенными лицами и в длинных развевающихся по ветру одеждах, готовых петь песню призыва холодному дню. Тэррик и Харзас возглавляли шествие, шагая торжественно, медленно, величественно; за ними семенили маги, окуривающие их, себя и тех, кто шел сзади, пахучим сладким дымом.
Дым был розовым. Поднимаясь над головами, он становился фиолетовым, потом желтел, закручивался в спираль и растворялся в ясном небе без следа.
Процессия тоже начала закручиваться в спираль. Харзас и его люди шли размеренно, старательно делая вид, что не замечают оцепления, в которое взяло площадь восходное войско, расставленное ровным кареем — прямоугольником, каждая из сторон которого была обращена к площади лицом. Афатры блестели темным блеском, отражая восход, взгляды были так же темны и полны решимости. Каросы каросе и славные воины — и их неподвижная, угрюмая и могучая сила, хоть и не была магической, но заставляла с собой считаться.
Шербера стояла в первом ряду рядом с Номариамом, сразу за оцеплением. Ее волосы были заплетены в сотню мелких косичек, глаза — подведены черной краской, под кофзом было надето нарядное платье — все то же, что сделали сегодня женщины-маги города Иссу в честь призыва и женщины восходного и закатного войска — в знак уважения к традициям союзного народа.
— Рожденные пламенем, — запели желтоглазые женщины, когда процессия образовала широкий круг, и их голоса тоже поднимались над головами и растворялись в небе. — Рожденные пламенем, сотканные из света, дети камней и воздуха, пернатые змеи, сильные и великие. Перья и чешуя, огонь и яд, страдания и смерть.
— Песня имен, — проговорил Номариам, и Шербера бросила на него косой взгляд.
Песня призыва.
Песня власти.
Песня истинных имен, назвав которые, можно было обрести власть над существом, что их носило. Вот только имена не просто давали власть, они несли себе силу, и если силы у мага окажется мало, она может его просто убить. Шербера слышала о таком. Маги, сожженные заживо, разорванные на части, затянутые под землю, маги, умирающие в страшных мучениях, исторгая свои внутренности через рот, нос и уши — все они были слишком самонадеянны, когда брались за призыв, и поплатились за это жизнью.
— Крылатые змеи, — пели женщины все громче, и воздух вокруг становился все теплее и тек стремительнее, закручиваясь вихрем, пробирающим насквозь, — огонь и яд, жизнь и смерть. Огненные дети. Неприкосновенные.
Магия окутывала их своим горячим покрывалом все плотнее. Шерберу начала бить дрожь, волосы на ее теле встали дыбом, но не успела она прошептать и слова, как ладонь Номариама обхватила ее ладонь, а его голос, как всегда, спокойный и вселяющий в нее уверенность, назвал ее имя, будто вплетая его в эту песню:
— Шербера, — и почти тут же один из магов дал процессии сигнал остановиться.
Харзас и Тэррик остались стоять в центре образованной вокруг них спирали, лицом друг к другу, величественные даже с разрисованными телами и лицами. Сухой теплый ветер трепал полы их длинных одежд и бросал дым прямо в глаза, но и фрейле, и маг стояли неподвижно и будто даже не дыша.
Женщины пели все громче и настойчивее, почти выкрикивали имена, наполняя ими все нагревающийся воздух.
— Дети пепла и тьмы! Рожденные камнем и огнем!
С новой силой повеяло теплом, но теперь Шербера почувствовала его не кожей, но где-то внутри — пламя костра, очаг, к которому протягиваешь руки, вернувшись с холода, — и это тепло все росло и росло, пока не превратилось в жар, охвативший все ее существо до кончиков пальцев, которые крепко сжимал Номариам. Но, похоже, это тепло чувствовали не все. Воины, стоящие в оцеплении, были спокойны; зеваки, облепившие крыши и окна домов, толкающиеся и пытающиеся заглянуть поверх голов, не выказывали страха, хоть и настороженно молчали, вглядываясь в происходящее.