Через несколько мгновений в палатке стало теплее и светлее; отблески пламени заставили тени забегать по полу и полотняным стенам в поисках укрытия и спрятаться в углах, то и дело протягивая в середину палатки длинные тонкие руки.
— Южное войско? – переспросила Шербера, и Прэйир кивнул. – Но почему мы не знаем?
— Объявят завтра, – сказал он спокойно, начиная расшнуровывать рубицу. — Но даже если бы не это... Я не видел, как все случилось. Я видел только акрай, приставившую свой кинжал к горлу славного воина в нарушение всех заветов Инифри, и если бы фрейле задал вопрос, я сказал бы, как есть.
— Ты не веришь мне. — Она не задавала вопроса.
— Мне не нравятся эти говорящие ящерицы, — сказал он. — В городе мы брали их без разбора и не знали отказа...
— И ты тоже? — перебила она.
— Ты задаешь так много глупых вопросов, акрай. — Он не ответил, и Шербера уже хотела повторить вопрос, обжигающий ее горло ревностью, когда Прэйир все-таки покачал головой: — Нет. Я же сказал: мне они не нравятся. В городе эти женщины ложились под любого, кто предложит, за деньги или без. И я не знаю, что именно случилось сегодня между ним и этой… Дшееш. И ты не знаешь. А вот Хесотзан знает, и если он не дурак, он будет молчать... и что-то мне подсказывает, что и его желтоглазая подруга не скажет ни слова.
Шербера села на шкуре, подтянув колени к груди. Прэйир начал стаскивать с себя рубицу, и ее сердце уже забилось в предчувствии того, чем окончится эта ночь, но мысли не давали покоя, и она наконец решилась.
— Хесотзан напал на меня однажды. В пустыне, уже после того, как я дала вам клятву.
Прэйир застыл. Медленно развернувшись, он посмотрел на нее, и в свете факела его лицо и обнаженное до пояса мускулистое тело казались отлитыми из красной меди.
— Дальше, акрай.
— Он встретил меня на берегу реки, когда я была одна. Он знал, что я не связалась с тобой, и сказал, что если ты не успеешь, то он придет к Тэррику и попросит меня для себя. Это было за день до того, как... — она запнулась лишь на мгновение, но взгляда не отвела, — я тебя поцеловала. Он пригрозил убить коня Фира, если я кому-нибудь расскажу.
— И ты рассказала кому-нибудь?
— Нет, — мотнула она головой. — Я его боялась.
— А теперь нет. — Он не спрашивал.
— А теперь нет. — Шербера выпрямилась, отвела плечи назад и вздернула голову, и когда Прэйир опустился на шкуру рядом с ней. — И я рассказала тебе не потому, что ищу защиты. Теперь я смогу себя защитить.
— Акрай, во имя Инифри, ты — не воин! — яростно процедил он сквозь зубы. — Хесотзан прав — ты забываешь, где твое место, ты заставляешь меня пожалеть о том, что я начал тебя учить.
— В последней битве я возьму с собой только меч, — упрямо сказала она, сама не зная зачем.
— Нет.
— Да! — Прэйир, казалось, готов был снова ее перебить, так что Шербера заговорила еще быстрее. — Ты же знаешь пророчество. Пока живы акраяр, войне не будет конца.
— Это все выдумки магов, — выплюнул он.
— Маги всегда несли нам волю Инифри! — сказала она, и голос дрогнул при воспоминании о разговоре с Дшееш. — Разве они не рассказали нам о клятвах акраяр, о возвращении магии, о повороте в войне? Разве до этого почти все, что они говорили, не сбывалось?
— Не все, — сказал Прэйир, но она не слушала; мысли и страхи вырывались наружу неудержимым потоком слов — перед ним, перед тем, кому она поклялась никогда не показывать своей слабости, не говорить о своем страхе.
— Я хочу стать воином, Прэйир. — Шербера не заметила, что положила руку на его обнаженную грудь, пока не почувствовала пальцами, как она окаменела — как и его лицо, в которое она так настойчиво сейчас смотрела. — И если мне придется умереть, я хочу умереть, как воин, сражаясь с врагом, а не со своими людьми, которые придут, чтобы убить меня и положить этим конец этой долгой войне. Разве ты выбрал бы для себя такую смерть?
— Пророчество — выдумка, — отрезал он, — и хватит об этом говорить.
— Ты сделаешь это, если придется? — спросила она. — Ты убьешь меня, если окажется, что маги правы и смерть последней акрай должна будет прекратить войну?
Шербера была готова настаивать, спорить, упрямиться, но неожиданно Прэйир снова ей уступил, кивнул, сдвинув густые брови, и сказал, закрепляя словами обещание, данное своей акрай:
— Да. Клянусь Инифри, я это сделаю. — В мгновение ока она оказалась лежащей на шкуре; его потемневшие глаза скользили по ее быстро вздымающейся груди, рука ловко развязала и уже стягивала с нее сараби. — Хватит разговоров, акрай. Уже прошла половина ночи, а я все еще слушаю рассказы о змеедевках и их любовниках.