Ощущает, как по телу ползет ледяным червем, готовым впиться в шею, страх.
— Шербера. — Она вздрогнула, услышав голос, но не обернулась. — Начинается метель. Идем.
Номариам накинул на ее припорошенные снегом волосы капюшон плаща, и Шербера запахнулась плотнее, чувствуя, что ее бьет дрожь, и, кивнув, пошла за ним. Они отошли от костра и направились вниз по улице, неосознанно обходя лужи замершей крови на снегу. Удушливый запах горящих тел преследовал их, забиваясь в ноздри, но ни один не обращал внимания. Это было напоминание.
— Мы все были слишком самонадеянны, — проговорила Шербера тихо, как будто мертвые могли услышать ее и возразить. — Инифри наказала нас — мы не успели. Инифри наказала этих людей — они были беззаботны и забыли о защите и не выставили дозор. Но мы ведь победим, Номариам? — В ее голосе звучала мольба. — Мы ведь должны победить, так сказала сама Инифри.
Номариам был единственным, с кем она могла показать свою неуверенность и слабость, единственным, с кем ей по-настоящему хотелось быть слабой, покорной, податливой — и не стыдиться и не бояться этого. Если кто и мог успокоить ее тревогу сейчас, то только он. Но его следующие слова поразили ее.
— Мы все это чувствуем, Шербера, — сказал он тоже тихо, но твердо.
— Это?..
— Да. Это, — подтвердил он. — Крики. Запах. Страх. Вы не воспринимаете ее так явно, но мы, маги, уже узнали ее и дали ей имя. Сила. Чужая сила, с которой мы не встречались прежде.
Он замолчал. Шербера все сильнее куталась в плащ, но это не помогало. Номариам говорил ей, что голоса, запах и страх — это вовсе не коварство ее женского разума, что что-то действительно присутствует здесь, на этой земле.
Что-то чужое.
Что-то враждебное.
Что-то...
— Она везде, Шербера. В воздухе, которым мы дышим. В снеге, который тает под нашими ногами. В огне, на который ты смотришь. Я чувствую ее как покалывание сотни иголок на коже. Словно кто-то ощупывает нас, оглядывает, присматривается к нам. Выбирает.
— Выбирает? — еле выговорила она.
Номариам остановился, Шербера тоже. Он повернулся к ней лицом и положил руки ей на плечи, и только тогда, под защитой его сильной магии и сильных рук, она почувствовала себя немного спокойнее. Но только немного.
— Грядет время смерти, Шербера, — сказал он просто, и глаза его блеснули серебром. — Зеленокожие стекаются к Оргосарду, их влечет сюда, потому что отсюда, из этого устья две Жизни назад они и выбрались на берег. Но им не вернуться обратно в Океан, а когда они это поймут, Холода уже войдут в полную силу, и у них останется только один выход.
— Города.
— Города, — кивнул Номариам.
Перед ее мысленным взором возникла картина: зеленое дикое море, зажатое между Океаном, который никогда не принимает выброшенных на берег детей обратно, Холодами, которые убивают все, что не знает огня и не имеет крыши над головой, и объединенным войском Побережья, готовым идти до конца и сражаться до самого последнего живого воина.
— Это будет великое сражение, Шербера, — сказал Номариам, глядя куда-то сквозь нее. — Многие не выживут. Многие погибнут: воины, акрай, маги, фрейле... Мы все можем погибнуть, если так того захочет Инифри. Возможно, нам и вправду лучше переждать Холода за городскими стенами, набраться сил, дождаться оттепели.
Поэтому Тэррик и так легко отдал город изгнания темволд. Потому что он знал — потерять людей там значит уменьшить шансы на победу здесь, потому что он понимал, что та битва — лишь одна из многих, и только грядущая станет последней битвой, которая и решит исход войны.
— Тэррик не станет прятаться в городах, пока зеленокожие вырезают целые деревни, — сказала она уверенно.
— Ему не придется долго прятаться, если он умрет, — сказал он, и они оба вздрогнули, когда слово упало между ними тяжелым камнем.
Смерть. Слово, которое так часто звучит во время войны и воспринимаемое как должное, пока это не касается того, кто тебе дорог.
— Ты не можешь знать этого наверняка, — сказала она твердо, но Номариам только крепче сжал ее плечи.
— Ты знаешь, что я бы не стал говорить об этом зря, — сказал он. — Травы Олдина и магия не всесильны, Шербера, а Тэррик — не бессмертный. Это может случиться не завтра и не через несколько дней, но я хочу, чтобы ты знала. То, что мы чувствуем вокруг — эта смерть. И если она выберет его, ни ты, ни я не сможем сделать ничего.
Она вспомнила свой разговор с Прэйиром. Его обманчиво равнодушные слова о том, что она предназначена в жены Тэррику, и все они, даже Фир, просто отойдут в сторону, когда настанет время. Почти вырванное силой полупризнание о том, что он хочет ее, пусть она слаба и умерла бы в его мире, где выживают только сильные.