Она думала, что знает ответы хотя бы на два вопроса.
Но оказалось, что нет.
— Ты не нарушишь клятвы, — после долгого молчания спокойно сказала Шербера, понимая, что ничего этой ночью и этой постелью им обоим не изменить.
Она снова подняла голову, чтобы увидеть его лицо, когда он скажет ответ.
— Да, — сказал Олдин, глядя на нее. — Не нарушу.
Он проследил за ее рукой, коснувшейся его обнаженной груди, за ладонью, скользнувшей к его шее, будто не понимая, почему она продолжает касаться его, если он сказал, что оставит ее и уйдет.
— Я не хочу, чтобы ты нарушал данную Инифри клятву, Олдин, — заговорила Шербера снова, и теперь в голосе ее звучало пение жрецов-змеемагов, а под кожей руки на мгновение будто проглянула змеиная чешуя. — И я тоже клянусь тебе, что отпущу тебя, когда придет время, но до тех пор ты мой...
***
...Он преступил все запреты и нарушил все данные себе самому клятвы.
Он так сильно убеждал себя в том, что не умеет и не позволит себе любить, что почти убедил — но только снова оказавшись рядом с той, от кого так обреченно и решительно прятал на дюжину замков свое сердце, понял, что проиграл войну, даже не окончив и первой битвы.
Он принадлежал ей.
Он полюбил Шерберу, и сейчас, когда она крепко спала в его объятьях, приняв их скорое прощание, как судьбу, Олдин понял четко и однозначно, почему сама Шербера так быстро и без сопротивления сдалась на милость своей собственной безответной любви.
Он чувствовал, что все это время вдали от нее как будто и не дышал, как будто задерживал дыхание — и в эту ночь, находясь рядом с ней, жадно глотая воздух и ощущая жизнь полной грудью, осознавал, что не готов задерживать дыхание больше никогда.
ГЛАВА 16
Снег валил целых три дня, и глядеть на небо все это время было бесполезно. Драконы вряд ли тронулись бы в обратный путь в такую бурю, даже если бы встретили армию зеленокожих — да и сами зеленокожие наверняка трусливо попрятались от холода и двинутся с места не раньше, чем кончится метель.
Пользуясь передышкой, войско набиралось сил.
В городе обнаружилось несколько больших складов с едой, закрытой в железные банки, и лекарствами, которые сразу же перенесли в целительский дом. Припасы раздали воинам, и к вечерней трапезе на улицах запахло кашей с мясом, тушеными овощами и рыбой — настоящее пиршество в дни войны, настоящая еда, от которой они уже почти отвыкли.
Рыболюди, которых согнали в пустые дома, ворчали от доносящегося до них запаха, в котором чувствовали родство, и Тэррик приказал отдать им всю запасенную водорость — отвлечь, заставить наесться ее до отвала, чтобы уснуть, а потом снова наесться — и снова уснуть нечеловеческим сном, который насылала на них Инифри.
Пока остальные набивали животы, Олдин обучал лекарок толочь в ступках круглые камешки, которые он называл таблетками, и готовить из них присыпки, помогающие лечить тяжелые раны. Показывал, как обращаться с тонкими железными иглами, которые протыкали кожу так легко и ловко, что воины почти не чувствовали уколов. Объяснял, как накладывать на содранную кожу прозрачную мазь, которая в мгновение ока останавливала кровь и унимала боль.
— Наше счастье, что лекарства фрейле действуют и на народы Побережья, — сказал он Шербере, которая помогала ему. — Наша удача, что город считается проклятым и сюда не рискуют заходить, иначе уже давно он был бы разграблен.
Шербера вздрогнула и сделала знак, отвращающий злую магию.
— Не говори об этом так! — Она опасливо огляделась, надеясь, что работающие поодаль лекарки его не услышали. — Проклятья Инифри нельзя считать удачей, Олдин!
Но он только посмотрел на нее и промолчал.
На дальнем складе нашлось прозрачное и крепкое вино фрейле, которое они называли спиртом, и которое валило с ног любого, даже самого крепкого доселе во хмелю воина. Один из неверующих почти тут же осушил на палец заполненную спиртом чашу до дна — и через мгновение рухнул, мертвецки пьяный, на каменный пол. Олдин приказал воина унести, а о вине доложить Тэррику — и немедленно. Не хватало еще, чтобы за этим желающим потянулись другие.
Как и следовало ожидать, Тэррик объявил вино под запретом до самого конца войны, позволив выпить совсем немного только простуженным воинам, чтобы разогнать в жилах кровь. Чужой фрейле, впрочем, в тот же вечер принес с собой полную фляжку, напился сам и все пытался уговорить своего брата окропить великую победу, которая их скоро ждет.
Тэррик отказался.
— Ночью мне нужно проверить посты, — сказал он, поигрывая рукой Шерберы, лежащей у него на бедре. — Не хочу упасть с лошади во время объезда.