Шербера все еще безуспешно пыталась развязать влажную от сырости веревку онемевшими пальцами, когда скрип железа и глухой стук камня нарушил тишину, и большой круглый проход появился в стене, чтобы впустить в их тюрьму двоих мужчин с факелами, за которыми шел третий.
Она закрыла глаза, пряча их от яркого света, но не издала ни звука и не пошевелилась. Волета тоже, и только когда шаги приблизились, и пламя факела стало ярче и теплее, Шербера открыла глаза и уставилась ими в до боли знакомое лицо склонившегося над ней мужчины.
— Ты очнулась, акрай, — сказал Займир, отдавая факел стоящему позади него воину, и воспоминание о его голосе, пусть и запоздало, но все-таки к ней пришло. — И добралась до моей Волеты. Быстро.
Он едко рассмеялся и выпрямился.
— Хотя вы, акраяр, быстры в таких делах.
— Господин!.. — начала Волета, пытаясь развернуться к факелам лицом, когда он отступил и положил на пол то, что Шербера изначально приняла за мешок. — Разве ты не пришел спасти нас?
— Тебе лучше молчать, моя акрай, — сказал Займир с усмешкой, в которой была видна смерть. — Ты попала сюда из-за этой рыжей суки. Но сумеешь выбраться очень быстро, если будешь делать так, как я скажу. — Он обернулся через плечо к молча замершим позади мужчинам. — Оттащите ее прочь и приготовьте.
Шерберу подхватили под мышки и поволокли в другой угол. Она успела разглядеть лежащую на боку бледную Волету — а потом ее швырнули на землю лицом к стене, и она упала, приложившись щекой к грязному полу. Краем глаза она заметила, как тусклым светом блеснули в руках воинов афатры, но Шербера могла коситься на них сколько угодно: она не справилась бы с мужчинами, даже если бы не была связана.
Их было трое. Она одна.
— Не умоляй его, Волета, — проговорила она громко. — И не верь.
— ...Не верь — и останешься здесь до конца битвы, моя акрай. — Займир понизил голос. — А я совсем не хочу, чтобы нашему ребенку навредил холод.
Шербера не видела ничего, кроме освещенной пламенем факелов каменной стены с потеками влаги, но по ней плясали тени — и тени были страшны.
— Как ты мог так поступить с женщиной, которая носит твоего ребенка, Займир? — спросила она, глядя на эти тени и пытаясь их разгадать. — Как ты мог так опозорить своего господина и людей, которые вверили тебе свои жизни? Ты — подлец и трус, а не славный воин. Инифри пинком вышвырнет тебя из своей колесницы, когда ты сдохнешь.
Она знала, что выводит его из себя, и что попытки воззвать к совести предателя тщетны с самого начала. Но тьма, глянувшая из глаз Займира, была такой черной, что заставила ее задрожать.
Она боялась за Волету. За ее ребенка. Она боялась того, на что готов этот рослый сильный воин ради цели, которую надеется достичь.
Она испугалась и молчания, которое последовало за ее словами, и не зря — по каменному полу простучала короткая россыпь шагов, а потом Волета закричала, и в воздухе повис запах свежей крови.
Они развернули их лицом к лицу, так, чтобы каждая могла видеть и осознавать, что происходит с другой. Поставили на колени. Разрезали узлы, стягивающие руки и ноги, и позволили размять затекшие запястья.
Шерберу подготовили. Разрезали ее одежду сверху донизу и обнажили, и снова связали ей руки, но на этот раз спереди и слабо, так, что она поняла: это ненадолго. Ненадолго, потому что совсем скоро ее снова развяжут... и она как будто уже начала догадываться, зачем.
Порез на плече Волеты был глубок — афатр не умел резать иначе — и все еще текущая кровь казалась черной на ее бледной коже.
Шербера знала, что это предупреждение; знала, для кого. Там, где две акраяр смогли бы выжить, даже если бы их изрезали на кусочки, тот третий, чья жизнь еще даже не началась, умрет, стоит лишь его коснуться.
Волета смотрела на своего предателя-господина с презрением и ненавистью. И если бы они были в этом темном подземелье только вдвоем... Шербера не сомневалась: они бы умерли, не издав ни звука и не закрыв глаз.
Но ребенок все менял.
Для всех.
Займиру не было нужды говорить что-либо еще: он просто обхватил рукой шею своей акрай, а лезвием меча надавил на ее живот. Шербера сжала зубы и тоже молча по знаку одного из воинов поднялась.
Перед ними открыли дверь и вывели в длинный подземный коридор, закончившийся лестницей. Еще один коридор, но уже над землей и гораздо более теплый, привел их к большой комнате с кроватью и узким окном за толстой железной решеткой.
За окном было утро, заметила Шербера. Они провели в подземелье уже целую ночь.