— Ты говоришь о своем долге, Тэррик. А это мой.
Она замолчала, злясь на себя, на его упрямство, на безрассудность, и одновременно понимая, что именно эти качества и делали из него господина, за которым шли на смерть с улыбкой на устах.
Ему было всего двадцать две Жизни, а его мир был разрушен, от его народа осталась лишь горстка людей, которых можно было пересчитать по пальцам, а теперь еще и болезнь, долгая, изматывающая, не убивающая его, но и не позволяющая исцелиться вот уже столько времени.
Но и она была не просто женщиной, знавшей вкус его губ и жар его тела.
Акраяр могли исцелять тяжелые раны своих спутников, хоть и сами потом болели и были слабы, пока не восстановится магия. Инифри дала им эту силу. Шербера владела ей. Она могла ей воспользоваться.
Она могла попытаться.
— Ты хорошо исполняешь свой долг акрай, Чербер, — заговорил Тэррик, и она была поражена тем, сколько усталости слышит в его голосе. — Ты проводишь со мной каждую ночь, потому что знаешь, что нужна мне. Мне не в чем тебя упрекнуть.
Столько всего поднялось в ее сердце при этих словах, но она промолчала, понимая, что сейчас не время и не место.
— Ты права. У нас у каждого есть долг, и чтобы я мог исполнить свой, ты должна исполнить свой. Позови Номариама.
И он бессильно откинулся на стену и закрыл глаза, показывая, что разговор окончен.
***
В пустом доме — близким приказано было не заходить сюда под страхом смерти — посредине комнаты поставили стул, и Тэррика, господина господ и ее спутника, усадили на него со связанными за спинкой руками, лицом к двери и спиной к горящему очагу.
Рубицы на Тэррике уже не было. Его смуглая, любящая солнце кожа обычно отливала золотом в тусклом свете пламени, но сегодня ее цвет казался землистым, как песок, присыпанный пеплом, а губы и вовсе стали серыми, почти исчезнув с лица и сделав его еще более непохожим на лицо людей.
Вот только Шерберу эта непохожесть не тревожила. Ее тревожило другое.
Непроницаемое выражение глаз, скрывающее сильнейшую боль. Капельки пота над верхней губой, причиной которым был вовсе не жар очага. Она заметила, как чуть заметная судорога пробежала по лицу Тэррика, и вздрогнула, чувствуя, как та же сама судорога свернула ее внутренности узлом.
Они задумали настоящее безумие. Помоги им всем Инифри.
Шербера и Олдин переступили порог в тот самый миг, как Номариам снял с раны повязку, обнажив красный цветок лихорадки, распустившийся над ключицей Тэррика. Лепестки захватывали плечо и тянулись к грудине длинными тонкими полосами, похожими на пальцы. Отпечаток ладони матери мертвых, ее метка. Если они ничего не сделают, этот красный цветок прорастет внутрь и убьет его.
Она молилась Инифри, чтобы они не опоздали.
Шербера старалась не глядеть на Тэррика. Помогая Номариаму подготовить рану, она старалась быть просто акрай, выполняющей свой долг, и это было легче, если не натыкаться на взгляд темных глаз.
Если ты передумаешь и откажешься, я не буду винить тебя... — говорили эти глаза. — Тебе не обязательно это делать. Не обязательно. Не обязательно.
Нет, она не могла смотреть на него.
— Готово, — сказал Номариам, промокая рану сухой тканью и отступая, и Шербера по его знаку осторожно уперлась рукой в здоровое плечо Тэррика и уселась к нему на колени, крепко обхватив бедрами его бедра. Они должны быть друг к другу как можно ближе, когда он умрет. Ей придется отдать ему много магии, а это можно было сделать, только когда тела соприкасались.
Несколько мгновений они смотрели друг на друга молча — последний шанс для обоих, последняя возможность отступить... вот только каждый знал, что не воспользуется ею и пойдет до конца.
— Мы готовы, маг. — Голос фрейле прозвучал резко, как удар кнута. — Начинай.
Олдин, незаметно оказавшийся у очага, бросил в него пучок травы, и пламя окрасилось оранжевым. В воздухе запахло болотом, сыростью и гнилью.
— Змея укусит тебя вот сюда, фрейле, — Номариам едва ли коснулся плеча Тэррика с той стороны, где была рана, но Шербера все равно вздрогнула. — У тебя начнутся судороги, а потом твое сердце остановится, и на какое-то время ты умрешь. Смерть решит, что забрала тебя, раз тебя не будет среди живых... и вот тогда мы ее обманем.
Олдин бросил еще траву, и цвет пламени сменился на ярко-желтый, а запах стал насыщенным и терпким, как неразбавленное вино.
— Тебе придется отдать ему почти всю магию, которая у тебя есть, — сказал Номариам уже Шербере. — Отдать сразу, одним сильным ударом... выпустить прямо в сердце, чтобы оно ожило и забилось снова. Времени будет мало. Тебе придется сделать это очень быстро.