— Но зачем куда-то уходить? — сказала она. — Зеленокожих больше нет, как и темволд. Тэррик остается здесь. Войско тоже.
— Да, — кивнул он, — но мы с тобой уходим, Шербера. За два дня мы вместе с отрядом переберемся через холмы, а там буря уже не сможет нам помешать. Мы дойдем до Кевельхира через дюжину дней, отряд идет туда. Переждем бурю с ними и отправимся дальше, в степь. Я слышал, степнякам давно не дают покоя волкозы; можно будет наняться в охранный пост.
— Охранный... — Шербера вдруг запнулась. — Мы с тобой?
Повисла тишина.
— Я ухожу, Шербера, — сказал он. — Я воин, и теперь, когда война закончилась, мне нечего здесь делать. Я не смогу целыми днями пить вино и радоваться победе, я не рожден для сытой и мирной жизни.
— Но ведь мы сражались именно ради этой мирной жизни, — сказала она.
Прэйир отмахнулся.
— Ты знаешь, о чем я.
Она знала.
— Если выйдем поутру, то доберемся до перевала к концу дня, — продолжил он. — Возьмем только самое необходимое. Запас еды, воду, сухую смену одежды. Мы оба умеем разжигать огонь в самую темную метель, мы оба не раз ночевали под открытым небом.
— Можно будет построить убежище из снега, если буря начнется раньше, — проговорила она, и глаза Прэйира блеснули удовлетворением.
— Буря может продлиться несколько дней. В убежище столько не просидишь, — сказал он. — Но я думаю, что мы успеем. Главное — не медлить. Поэтому сейчас мы оба должны лечь спать и хорошо отдохнуть.
— Ты сказал о буре Тэррику?
— Да, — кивнул он. — Но он уже знал. Этот желтоглазый Харзас предупредил его. Похоже, теперь у фрейле появился личный змеемаг.
— Да, — сказала Шербера. — Похоже. Я никуда не пойду, Прэйир.
Он посмотрел на нее так, будто не понял, что она сейчас сказала.
— Ты идешь со мной.
— Нет, — покачала она головой. — Я останусь здесь, с Тэрриком, Фиром и Олдином.
— Олдин ушел, Шербера. Он знает о буре и ушел, пока еще было светло, — сказал Прэйир просто, и она запнулась на вдохе, потому что дышать вдруг стало больно.
Нет, Шербера понимала, что сделал Олдин и зачем. Он решил избавить себя и ее от прощания, которое было мучительным для них обоих и которого было не избежать. Он сделал свой выбор так же, как сейчас делала свой выбор она, говоря мужчине, которого полюбила всем сердцем, что останется с другим... которого любила по-другому, но не меньше, и с Фиром, который тоже сделал свой выбор.
Но все же...
— Я согласилась стать женой Тэррика, — сказала она. — И Фира.
— И? — уточнил он.
— Да. И. Мы дадим клятвы завтра. Тогда же, когда Тэррик скажет, что акраяр... бывшие акраяр этого города теперь могут брать себе нескольких мужей, если того пожелают.
— Брать нескольких мужей? — Прэйир искренне рассмеялся. — Твой фрейле, похоже, возомнил себя правителем всех народов Берега. Я слышал, что степняки могут брать несколько жен, но наши законы позволяют одного мужа и одну жену.
— Тэррик не будет менять ваши законы, — сказала она. — Он изменит только законы города, которым правит. И если кто-то решит уйти — что ж, — повторила она слышанные недавно слова, — это будет его выбор.
— Но не твой.
— Если я уйду с тобой, я не смогу стать женой Тэррика и Фира. Так что да. Это не мой выбор.
— Ты изменилась, — сказал он без малейшего удивления в голосе.
— Все изменилось, Прэйир, — проговорила она, осознавая как никогда правоту этих слов.
Прэйир вперил взгляд в ее лицо, и следующие слова его были правдивы, как их победа.
— Но ведь ты уже выбрала меня, Шербера, — сказал он. — Ты ходила за мной по пятам, ты сама ложилась в мою постель, ты упрямо доказывала, что твое место — рядом со мной, и что ты можешь быть так же сильна, как женщины моего народа, о которых я тебе говорил. Ты выбрала меня сама, и все же теперь, когда я прошу тебя занять то место, которого ты так долго добивалась, ты говоришь мне, что остаешься здесь.
Ее сердце рванулось из груди так сильно, что едва не убило ее. Шербера могла только догадываться, чего ему стоило сказать это все сейчас, когда она дала ему понять, что остается здесь, а не идет с ним.
Но все действительно изменилось. И если он этого не примет, если не поймет, значит, так тому и быть.
— Мое сердце принадлежит тебе, — проговорила она, с трудом заставляя слова пробираться сквозь сжавшееся от чувств горло. — Но я останусь здесь.
Его глаза были как зеркало, и в них отражалась только она.
— Почему? Из-за детей, которых ты можешь родить фрейле? — Он пожал плечами. — Мне все равно, что ты не сможешь их родить от меня. Клянусь Инифри, Шербера. Я не одержим сыновьями.