Наконец, ему это удалось. Позади оставался все ширящийся след, а огонь уже полз вверх, отплевываясь от влаги и с жадностью вгрызаясь в ствол дерева. Лежащие на земле ветви придали ему сил, и он взбирался все выше и выше, пока не достиг самой вершины. И тут он взмыл вверх, навис над лесом, ощущая себя властелином мира. Такое удавалось ему нечасто, тем более, на рассвете, когда небо является отражением его самого. Также как поднималось пламя, восходило небесное светило, и ширились алые полосы на горизонте, как и полосы огня, пожирающие деревья. Пламя неистово хохотало, оно уже не ограничивало себя ни в чем, позволив всецело отдаться моменту свободы, единению с ветром, чувству власти. Это ощущение не дано было испытать ни одному живому существу, никакая свобода не дарила его, лишь ветер понимал это, и сейчас две стихии переплелись, создавая единый союз, перед которым бежало все живое.
В безумной радости огонь обратился в единую стену, расширяя свои владения, и тут до него донесся крик. Этот звук он знал, слышал его много раз. Символ испытываемого перед ним ужаса. Пламя рванулось навстречу воплю, обращая свой взор на источник. И замерло. Застыл весь мир, впервые видя замешательство буйной, вечно голодной стихии. Казалось, даже солнце медленнее стало подниматься, увлекшись необычностью момента. Огонь впервые хотел остановиться, и виной тому был вовсе не шум деревьев, гибнущих в его объятиях, не крики животных, тщетно пытавшихся спастись от гибельного пламени и удушливого дыма, стремительно разносимого играющимся ветром, а глаза, в которых совсем недавно отражалась малая его частица. Они больше не смотрели на него, и как огонь ни пытался заглянуть в них в попытке увидеть ответ, ему не удавалось.
Мир затих. Пламя охватило человека и не могло остановиться, оно не умело, оставалось только слушать крик, отражающий боль обоих. Но вот он затих, и на мгновение в лесу наступила благоговейная тишина. Огонь растерянно трепетал на ветру. Им овладевали странные чувства, которых ранее он не испытывал, ему внезапно вспомнились люди, кричащие, захлебывающиеся в слезах, упавшие на колени и простирающие к нему руки, тогда он слышал вопли, подобные тому, что выбил его из колеи. Ему хотелось, но он не мог зарыдать, он не умел падать на колени, только простереть вперед миллионные ладони в знаке скорби. В первый и последний раз мир видел горе пламени, протягивающего в мольбе руки. И отозвался небесными слезами.
Под проливным дождем огонь смиренно утих, ему не хотелось бороться, он чувствовал себя безмерно уставшим, хотелось лишь одного – остаться наедине с тем, кто его понял. Под каплями воды он шептал понятные лишь ему одному слова, давая обещания. Всю свою силу, всю свою власть, всю свою вечность. До полного единения...
Мальчишка в лачуге проснулся резко, его трясло от испытанного во сне ужаса. Прижав руку к груди, он ощутил внутри себя небывалый жар и на какой-то момент застыл, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Не болезнь, нет... Он судорожно сглотнул и подошел к окну, стараясь забыть ночной кошмар. За окном виднелись алые полосы зари. Накрапывал небольшой дождь, вдали виднелись черные столбы дыма. Ребенок нахмурился и стиснул пальцами рубашку, им овладело странное чувство потери. Отшатнувшись от окна, он поспешил забраться под одеяло и зажмурился, стараясь снова уснуть. Жар утихал. Душа огня засыпала вместе с человеком в ожидании дня, когда они смогут быть едины.</p>