Внезапно Хэзарду отчаянно захотелось взять ее сию же секунду, прямо на полу, без всяких прелюдий, нежностей, ласковых слов. Он никогда раньше не вел целомудренную жизнь и теперь никому не рискнул бы порекомендовать ее. Он и так уже ругал себя за то, что отверг Розу. Может быть, сегодня снова наведаться в город? Он быстро туда доберется. И несколько часов в постели Розы укротят то страстное желание, которое он испытывал к этой невыносимо жизнерадостной женщине, делящий с ним кров. Черт, она просто манит к себе! Одним своим видом, этими распущенными вьющимися волосами, длинными обнаженными ногами… Ни один мужчина не стал бы винить ее за то, что она пытается его соблазнить. В конце концов, она не виновата, что у него, к несчастью, есть на то причины. И поэтому Хэзард только сказал:
— Звучит замечательно. Смотри не сожги себя. — Он заранее знал, что булки сгорят.
— Тогда увидимся в полдень.
— Надеюсь. — Хэзард открыл дверь.
— Господи, ты же сегодня промокнешь! — это было сказано с тем же беспримерным оптимизмом.
Хэзард посмотрел на нее убийственным взглядом и вышел.
Венеция очень старалась. Она в самом деле хотела испечь сдобные булочки, но только никак не могла вспомнить, сколько надо положить соды, сколько соли, а сколько сахара. И еще яйца… Сколько же яиц клал в тесто Джимми? И надо ли было их вообще класть? Помогать кому-нибудь готовить — это совсем не то же самое, что готовить самой. «Черт бы все побрал!» — выругалась Венеция про себя. Если бы у нее только была под рукой поваренная книга!
От этой неожиданной мысли ей даже пришлось сесть. Сидя на грубо сколоченном стуле, ощущая босыми ступнями холодный пол, Венеция вдруг поняла, что ей и в самом деле хочется научиться готовить для Хэзарда. Ей хотелось понравиться ему, хотелось что-то дать ему, заслужить его одобрение, и это открытие потрясло ее. Раньше Венеции казалось, что она разобралась в своих чувствах к Хэзарду. Она определила, что это всего лишь вожделение, чувственность, зов плоти — короче говоря, нормальная женская реакция на Джона Хэзарда Блэка. Этого и следовало ожидать. В конце концов, недаром же у него репутация мужчины, который умел понравиться женщинам.
Однако со временем ей пришлось столкнуться совсем с другими качествами Хэзарда, а не только с его легендарной сексуальной доблестью. Конечно, он был непостоянным, абсолютно непредсказуемым, но добрым, ласковым, остроумным, преисполненным верности и отваги, которые она не ожидала встретить в обыкновенном человеке. И то, что ей потребовалась поваренная книга, стало для нее откровением. Он ей не безразличен, ей не все равно, что он о ней думает. Ей обидно, что она не может готовить для него, убирать и делать все то, что делают женщины для мужчины, которого они любят. Венеция довольно долго просидела в маленькой, тихой хижине, пытаясь осознать, как переменилась ее жизнь. И наконец поняла, что любит Хэзарда. Да-да, любит этого странного вождя индейского племени с почти непроизносимым названием. Возможно ли это? Она едва знала его, а учитывая нежелание Хэзарда говорить о себе, вряд ли сможет когда-нибудь узнать. Но одно Венеция знала наверняка. Она любила его!
— Я люблю его, — произнесла Венеция вслух, и вдруг до нее дошла другая, мрачная сторона этого радостного, чудесного открытия. Ведь можно предположить — а учитывая события последних нескольких дней, это сделать нетрудно, — что он ее не хочет!
Венеция инстинктивно выпрямилась, сидя на грубом сосновом стуле в маленькой хижине в горах Монтаны. Она не сможет примириться с неудачей! В конце концов, она дочь своего отца. «Когда это случится, Венеция, ты сама поймешь», — вспомнила она его слова. И вот теперь это случилось — и она хотела знать, как Хэзард ответит на ее любовь.
Тесто для сдобных булочек постепенно превращалось в совершенно неудобоваримую смесь, а Венеция припомнила все, что говорили вышедшие замуж подруги после медового месяца. Она обобщала полученные знания, систематизировала их, отбирала нужные с прилежанием первой ученицы и наконец разработала план — подлинно артистичный, невероятно изощренный. Он должен был обязательно привести ее к победе!
— О господи, — выдохнула Венеция, пытаясь размешать тесто, которое стало таким же плотным, как мокрая земля за окном. — Ладно, не важно, — пробормотала она, обращаясь в пустоту.
Улыбка снова заиграла у нее на губах. «Булочки никогда не были его самым любимым блюдом», — решила Венеция, пряча миску с тестом с глаз долой за ящик с дровами. На самом деле Хэзард любил печенье. Ну и что? Одна столовая ложка уксуса на чашку молока или чашка уксуса на одну столовую ложку молока?.. В следующий раз, когда появится Джимми — если только ревность и моральные принципы позволят Молли отпустить его, — она обязательно запишет рецепт.
«В любом случае, — подумала Венеция, принимаясь жарить картошку, — с соперницами надо быть великодушной». Понимание и сострадание — это истинно христианские добродетели, и если Молли Пернел ими пренебрегает, она ее простит. Ведь победа уже близка! С Джимми или без него, она научится готовить, а потом… И мысли Венеции унеслись далеко-далеко.