Однако сквозь ауру чувственной неги, словно сигнал тревоги пробивался болезненный импульс хвори: на щеках Филиппа пылал нездоровый румянец, на висках проступили росинки пота. Лина ощущала его озноб и приливы жара, и как могла гасила горячку.
— Лин, не смей! Я же не умираю. — Филипп слегка отстранился. — Я… сам.
— Но что ты будешь делать со всем этим? — заволновалась Лина. При мыслях о том, что Филиппу придётся страдать, грудь, словно тисками сдавило.
— Буду продираться через это дерьмо, — с вымученной улыбкой вздохнул он.
— Может, нам обратиться к врачу?
— Шутишь? Нет. Я сам себе врач! — отрезал Филипп.
И Лина не посмела возразить, в тот момент она прочувствовала всю силу его слов и была уверена, что он непременно справится. Они смотрели друг другу в глаза и улыбались на зло всем бедам, отчего на душе на короткий миг становилось легко и спокойно.
Лина усилием воли подавила рвущийся из груди стон и стиснула зубы. Только бы не разрыдаться!
Марта стала замечать неладное, но упорно делала вид, что ничего не происходит. Лина всё чаще ловила на себе её проницательные взгляды — роль беззаботной дочери давалась ей с натяжкой на троечку. Обстановка накалялась день ото дня. Мать наигранно улыбалась и не лезла в душу с расспросами, и о том, что застала Лину на лестничной площадке в обнимку с Филиппом, ни разу не упомянула, даже речи не заводила о её безнравственном поведении, словно вычеркнула из памяти тот «постыдный» эпизод.
Ближе к вечеру того же дня Марта тихо зашла в детскую и остановилась у стола, за которым Лина сидела перед раскрытым ноутбуком.
— Что происходит, дочка? — мягко спросила она, опустив ладони на стол.
— Всё в порядке, мам. — Лина вздрогнула. В последнее время та взяла привычку появляться внезапно, будто из земли вырастала, явно желая выведать что-то важное.
— Вчера я разговаривала с Эммой, — продолжила мать. — Ник собирается в лагерь, там организуют поездку для таких… одарённых, как он, — нашлась она с определением его особенностей.
Двоюродный брат Лины, с которым она сдружилась за время пребывания в Германии, страдал синдромом Аспергера и только благодаря её участию и дружбе стал общаться со сверстниками и развивать талант в рисовании.
— И… надолго он едет? — как можно беззаботнее поинтересовалась Лина.
— Эмма говорит, что на пару недель. Ник очень ждёт тебя и переживает, что времени для общения будет мало. Ты же знаешь, как Эмме сложно с ним, всё что он задумал, должно идти по чёткому плану. А ещё Ник приготовил тебе сюрприз. Эмма по секрету рассказала, что он нарисовал карандашом твой портрет, сходство просто поразительное. Теперь вот радуется как ребёнок.
— Правда? — Лина растерянно взглянула на мать, и та, явно довольная произведённым эффектом, кивнула. — Значит, уже не сюрприз! — вяло улыбнулась Лина. — Хотелось бы увидеть рисунок.
— Так увидишь! — с нажимом сказала Марта и, постояв с минуту, вышла из комнаты.
Лина озадаченно вздохнула. Она давно изучила уловки матери и знала, что та не зря завела разговор о Нике, решив сыграть на чувстве вины. Что ж, если это так, то у неё вполне получилось — Лина испытала угрызения совести и окончательно расстроилась. Ник действительно ждал её, и отказ от поездки мог обернуться для парня настоящей трагедией. Так уже было однажды — у Ника случился нервный срыв, а после он замкнулся в себе и замолчал на целый месяц.
Лина попыталась взять себя в руки и хорошенько обдумать ситуацию. Сердце сжималось от страха при мысли о том, что Филипп может не справиться с болезнью в одиночку, что с ним может случиться страшное… непоправимое! Захлопнув ноутбук, Лина залезла на подоконник и невидящим взором уставилась в окно, не замечая, как хмурится небо, и как по стеклу сбегают тонкие струйки дождя. Только бы не расплакаться, только бы…
Около часа ночи Филипп привёз её к дому и проводил до самых дверей в квартиру. Они спустились пролётом ниже и долго прощались на лестничной площадке, лицом к лицу, крепко держа друг друга за руки. Филипп был немного подавленным и будто над чем-то размышлял, однако, как только их взгляды встречались, на губах его вновь оживала улыбка, а в глазах загорался особый, взволнованный блеск. Отросшая чёлка игриво свисала на лоб. Бледная фарфоровая кожа с россыпью рыжих веснушек на крыльях носа, контрастируя с медным отливом волос, делала его похожим на сказочного эльфа. Лина украдкой любовалась им, боясь обнаружить свой слишком смелый интерес. В те захватывающие моменты он вовсе не казался ей измученным или больным, напротив, он виделся ей ранимым и трогательно прекрасным. Они неспешно болтали, неважно о чём, главное — как. Нежный полушёпот Фила, его горячее дыхание волновали кровь. Их диалог не прекращался, даже когда они замолкали. Филипп прижимал её крепче и поглаживал спину, Лина закрывала глаза, склоняла голову к его плечу, вдыхая его манящий мужской аромат, и от этих прикосновений, от осторожных ласк душа её порхала в невесомости, а сердце сладко замирало.