Первое, что он увидел, когда пришёл в себя, было бледное лицо Лины и её потухший взгляд, в котором едва теплилась жизнь. Правда, поначалу он её совсем не узнал. Она теряла сознание и, словно в замедленной съёмке, падала на пол. Фил сжал её холодную ладонь и сморщился от боли. Даже самое незначительное движение отдавалось в его голове тяжёлым ударом молота. Он помнил, как над ними парили белые сгустки теней, и почему-то был уверен, что это Ангелы.
Потом началась суета, мелькание лиц, голоса и снова провал…
Две недели они с Линой провели в больнице. Он — в нейрохирургии с ушибом мозга, она — в кардиологии. Им посчастливилось лежать в одной клинике, об этом позаботился его отец.
Все вечера они проводили вместе, благо её отделение было в том же корпусе, только этажом ниже. Хорошо, что Лина ни о чём не расспрашивала, не затрагивала тему скандального концерта, да и ему не хотелось говорить о том дебоше, что они с парнями учинили на сцене. Стыдно было смотреть Лине в глаза, ведь он подорвал её доверие. В каком-то смысле подорвал. А ещё он не смог защитить её от Пашки. Страшно подумать, что могло произойти. Осознание этого факта добавляло вины в копилку грехов и больно било по самолюбию.
А ведь в той заварухе на сцене была и вина Камилы. Фил помнил, как разъярённый Макс рвался в бой с желанием отомстить. Кстати, новость о том, что у Камилы с Леоном любовная связь, стала для всех, мягко сказать, потрясением. Для Фила в первую очередь. «Ничего себе триллер», — думал он.
Создавалось впечатление, что Камила явилась в сквот не случайно. Она будто дразнила Леона, испытывала судьбу и шла в надежде на то, что её выследят.
И плевать ей было на Макса. Камила играла в свои игры и достигла цели. Шах и мат. Даже облегченно выдохнула, когда увидела тех чуваков в чёрных костюмах.
Максу наваляли так, что на следующий день он с трудом поднялся с постели. Камилу увели.
Но больше всего Макса впечатлила реакция его бывшей. Она ликовала, наблюдая за тем, как ему со всех сторон наносят удары, и даже не пыталась вмешаться, остановить расправу.
За ней пришли, а значит, она не безразлична Леону! Именно эти эмоции транслировал её торжествующий взгляд, её жестокая улыбка.
Макс кипел тихой злобой. Каких трудов Филу стоило убедить друга не наделать глупостей. Но тот отыгрался, устроил на сцене погром, и команда его поддержала. Все до одного. Фил тоже был в деле. По-другому он просто не мог, сам оказался перед выбором, и выбор этот был не в пользу Леона.
Вот только Лине не нужно было знать о тиранстве её отца. Хотя, похоже, она и сама обо всём догадалась.
В консерваторию Фил собирался не торопясь, надел чёрный костюм, чёрную рубашку и галстук в тон. Букет алых роз он купил заранее и спрятал его на балконе, вычитав где-то, что на холоде розы дольше сохраняют свежесть и не теряют вид. Лина ушла двумя часами ранее, в консе ей проще было настроиться на предстоящее выступление. Она улыбалась, но Фил замечал её напряжённость и волнение. Он сжал её в объятиях, зарывшись носом в волосы. Она пахла счастьем, утренним бризом, ромашками и тишиной. Как же ему не хотелось от неё отрываться, но…
До выхода из дома оставалось около часа, и Фил решил выпить кофе, ушел на кухню, включил телек и по привычке пощёлкал каналы. Внутри шевельнулось неясное предчувствие и на душе стало как-то скверно.
В последнее время у Фила всё чаще случались перепады настроения. Эйфория, в которой он пребывал последние месяцы, схлынула, оставив после себя щемящее чувство тревоги. Всё смешалось — реальность и мечта. Фил снова стал загоняться.
Этому, конечно, поспособствовала травма и те транки, что ему вводили в больнице, недолго, всего пару дней, но этого хватило, чтобы вызвать дискомфорт. Змей шевельнулся в утробе и всё чаще давал о себе знать — ноющей болью в висках, апатией и бессонницей.
Фил заварил кофе, уселся за стол, тупо пялясь в экран телека, но внезапно припомнил интервью Бескровной, которое показывали на днях на канале «Культура».
«Такие таланты, как Евангелина Альтман, должны быть на виду. Давно у нас не было по-настоящему одарённых пианистов, ещё со времен Темирлана и Марины Лавровой…»
Фил стиснул челюсти и прикрыл глаза. Снова имя его матери упоминалось с именем этого мудака.
Он помнил всю ту боль, которую ему причинила мать, помнил, как бесился, видя идиллию родителей после её возвращения в семью. И сам не понимал, чем так недоволен. Он ждал её, она вернулась, и он её возненавидел.
Да и ненависть ли это была? Он отчаянно, болезненно любил мать и чувствовал себя одиноким, ненужным, сталкиваясь с её отстранённостью и холодностью. Она была зациклена на своих переживаниях, своих мыслях и это до того раздражало, что порой хотелось бежать из дома. Вопросы так и копились в голове, сомнения одолевали с новой силой.