Что бы там ни было, но ради спасения Фила нужно хотя бы попытаться, нужно спешить, не зря же ей были все эти видения и сны, часы из дома Полянских с бегущими стрелками! И Лёху не стоит напрягать, пусть спокойно сдаёт экзамены, потом подтянется, если на то будет желание.
Ровно в шесть утра Лина подскочила с кровати и принялась собираться в дорогу. Достала рюкзак и наспех покидала в него пару футболок и сменное бельё, зубную пасту с щёткой, спортивный костюм, бросила пачку печенья и леденцы — первое, что попалось ей под руку в кухонном шкафу. Если она всё же ошибается, и Филиппа на даче нет, то можно обернуться одним днём и к вечеру быть дома.
Лина быстро добралась до вокзала и даже успела на одну из первых электричек. Вагон оказался полупустой. В этот ранний час в будний день большая часть пассажиров стекалась в Москву. Лина расположилась у окна, бросив рюкзак на соседнее место и обозначив на всякий случай личное пространство. Мерный стук колёс укачивал её, и она задремала, чуть не проспав нужную остановку, но доехала до места без приключений. Несмотря на бессонную ночь чувствовала она себя бодро и свежо. Её не покидало ощущение, что она на верном пути. При одной только мысли о том, что скоро она найдёт Филиппа, кровь приливала к щекам, и учащённо билось сердце.
От полустанка по деревенской дороге к дачному посёлку потянулась небольшая вереница пассажиров. Дача была недалеко — всего каких-то двадцать минут ходьбы. Лина бодро зашагала по тропинке.
От чистого воздуха кружилась голова, наверное, сказывались душные дни, проведённые взаперти в московской квартире. Повсюду буйствовала зелень, цвели тюльпаны в палисадниках, а луг за деревенскими домиками, что тянулся вдоль трассы, казался пёстрым ковром, усыпанным полевыми ромашками и васильками, и благоухал, как райский цветник. От удовольствия быть в любимом местечке Лина замедлила шаг, прикрыла глаза и прислушалась к звукам природы.
Где-то в траве стрекотали кузнечики, нежно жужжали шмели, носились стрекозы, и раздавалось вольное, едва уловимое позвякивание, будто ветер рисует музыку, запутавшись в хрупких струнах паутинки. Лина, опомнившись, снова продолжила путь, вовсе не сомневаясь в добром исходе дела.
Чем ближе она подходила к посёлку, тем сильнее натягивались нервы, тем ощутимее в груди вибрировал страх и дрожали коленки, а звенящая красота пейзажей больше не впечатляла. В голове оставалась единственная мысль: только бы застать Филиппа на даче. «Пожалуйста, Филипп, пожалуйста, будь там!» — умоляла она небо, представляя его улыбку при встрече и удивлённую радость в глазах.
Уже у дома Альтман Лину будто молнией пронзило. Ключи от дачи! Она притормозила и быстро обыскала карманы и закрома рюкзака. Похоже, что связка ключей так и осталась лежать на столике в прихожей. Теперь во двор можно проникнуть только в калитку в заборе между дворами Альтман и Полянских. «Растяпа», — посетовала Лина, ругая себя за рассеянность и беспечность, и двинулась к соседскому дому.
Сквозь ажурную зелень листвы показалась крыша с фигурными башенками и часть второго этажа с витражными окнами. Утреннее солнце искрилось в стёклах, делая мозаику ярче, контрастнее и отчего-то тоскливее. Издалека они походили на нечто гротескное, однако по мере приближения вычурная палитра цветов вырисовывалась в знакомые картинки: яблоневый сад в спальне Филиппа, девушку с виолончелью — в спальне дяди Эдика и тёти Марины, даже в подсобке узкий оконный проём заполняла абстракция из разноцветных стёкол, напоминающая один из витражей в католическом костёле. Лина привычно разглядывала их, тщетно пытаясь уловить хоть какую-нибудь зацепку — следы пребывания в доме Филиппа.
Но вот взгляд упал на окно в гостевой. Распахнутое настежь, оно зияло темным, мрачным провалом и невольно наводило оторопь. Лина ускорила шаг, толкнула калитку и, затаив дыхание, быстро направилась к дому. Вдруг под ногами что-то хрустнуло, будто она наступила на колотый лёд.
Лина присела на корточки и пригляделась. Повсюду в траве, на мощёной дорожке валялись битые стёкла. Розовые, фиолетовые, жёлто-зелёные… Она без труда узнала в них фрагменты витража: каменную вазу с цветком в хранилище дракона. По телу пробежала колкая дрожь, в груди шевельнулся страх.