— Филипп, — прошептала она, сама не узнавая свой голос, вскочила на ноги и взбежала по ступенькам крыльца. Дверь оказалась незапертой, и Лина вошла в холл.
Несмотря на ясное тёплое утро в доме было сумрачно и прохладно. Лина поёжилась, озираясь вокруг, и прислушалась к шорохам дома. Нет, никаких признаков жизни она не замечала, только разруху и грязь после майского квартирника. Ей вдруг послышались быстрые шаги на втором этаже и лёгкий стук двери.
— Филипп, — громко окликнула она, но в доме снова стало глухо, как в могиле. А может, сюда проникли воры⁈ Не мог же Фил уйти и оставить дверь открытой?
Лина осторожно продвигалась вперёд, стараясь не зацикливаться на страхах. Каждый шаг отдавался мягким эхом где-то под потолком. Статуэтки, гравюры, книги, домашний кинотеатр — всё оставалось на прежних местах, а потому версия о ворах была неубедительной.
Полумрак окутывал стены и мебель, в углах шелестели серые тени, но вот сквозь прореху в шторах в комнату прокрался солнечный луч, ударил в настенную тарелку с деревенским пейзажем, словно кто-то специально сверкнул фонариком, заставив Лину вздрогнуть.
Она обернулась с опаской, не успев испугаться всерьёз, однако позади никого не оказалось. «Что за чертовщина?», — подумала Лина, разглядывая стену с декоративными штучками.
И вдруг ей на глаза попались часы: они притаились в тени, среди гравюр и расписных тарелок. У Лины дух захватило от осознания, что она не ошибалась. Это ведь те самые, что снились ей в недавних кошмарах? Она, подобравшись ближе, приподнялась на носках, дотянулась до циферблата и сдунула пыль. Так и есть — золотые стрелки на тёмной полировке, дремлющий маятник. Она едва сдержала удивлённый вскрик и рванула по ступенькам на второй этаж, ведь таких совпадений не бывает!
Гостиная оказалась пуста, как и все комнаты на этаже, в них всё так же творился бардак, однако в комнате с разбитым окном явственно ощущалось недавнее присутствие человека. Смятые простыни на кровати, разбросанная одежда на полу, влажная от пота подушка, ещё хранившая тепло её хозяина.
Лине стало неловко, будто она вмешалась во что-то интимное, личное. Она вмиг ощутила, как стыдливо наливаются жаром щёки. Однако, быстро поборов сомнения, решила продолжить поиски и вышла в коридор. Ей почудилось, будто за дверью душевой шумит вода. Она подкралась ближе и напрягла слух: тот, кто находился в доме, принимал душ. Лина вернулась в гостевую и собрала одежду с пола: влажную футболку, джинсы… «Это ведь точно Филипп?» — засомневалась она, сложив аккуратную стопку из вещей на край кровати. Кто бы там ни был, а Лина решила ждать.
Он мылся долго, слишком долго, Лине показалось, что прошло не меньше часа, прежде чем дверь в душевую отворилась, и на пороге появился он — исхудавший, с полотенцем на бёдрах, с мокрыми, свисающими до плеч волосами, вьющимися вокруг осунувшегося лица. На бледных щеках и крыльях носа ярче обычного выделялись рыжие веснушки. Отчего-то эта примечательная особенность Фила взволновала Лину до глубины души, взволновала и обезоружила, и слова вмиг растерялись.
Филипп остановился в дверях, явно ошарашенный встречей. В его глазах сменилась целая гамма чувств: испуг, удивление, радость, сомнение и страх. Но он тут же расправил плечи и попытался улыбнуться, однако уголки его губ взволнованно дрогнули.
Первый порыв броситься к Филиппу на шею и задушить в объятьях схлынул так же быстро, как и пришёл. Лину отрезвила его почти неприкрытая нагота. Она лишь утёрла слёзы, предательски скатившиеся по щекам и, затаив дыхание, разглядывала Фила. Его худоба вовсе не портила общего впечатления, она лишь добавила облику мрачности и отстранённости, но Фил по-прежнему был красив. Он стал похожим на юного себя, таким, каким и запомнила его Лина при расставании несколько лет назад.
— Филипп… — только и смогла выдохнуть она, сцепив дрожащие пальцы в замок.
— Привет. — Щёки его слегка порозовели, а улыбка поблекла. Он привалился плечом к дверному косяку и быстро отвёл взгляд.
— Я так рада, что нашла т-тебя. А ты… разве не рад мне⁈
Филипп прочистил горло и нахмурился.
— Рад, конечно, рад. — Слова прозвучали вяло, скорее безжизненно, но в них сквозила едва уловимая эмоция. Отчаяние⁈ Надежда⁈ — Как ты тут вообще? Ты вроде в Германию собиралась? Как ты нашла меня?
— С-собиралась… — запинаясь от неловкости, пробормотала Лина. — Но мне приснились часы, и я решила… то есть я подумала… что если я буду рядом, то ты… и ч-что тебе больше некуда ехать, кроме как на дачу.