Она вышла из дома ранним утром, ещё затемно. После смерти мужа у неё осталось семеро детей, так, в принципе, начиналось большинство известных ей сюжетов. Вот только валуны не превращались в мясо, сколько их ни кипяти; алхимия, возможно, и прокралась в старые саги наравне с парадоксальным сочетанием форм и снами о мифах, но вот в реальной жизни ещё только утверждалась; в настоящее время уже почти у любого человека Венера ассоциировалась с медью, Луна — с серебром, сера — с ртутью, да даже лежащие в кипятке Kopfsteine [48] выглядели и, безусловно, являлись беспримесно философскими. Поэтому, пусть встречу ей назначили и странным образом и идти к месту предстояло столь долго, что к возвращению роса на кочанах в её огороде сменится дважды, она согласилась. Так нагло её давно не водили за нос, пожалуй, со времён отцовского трактира, когда один чужестранец поведал по секрету, что все легендарные филиды до сих пор живут на тайном острове в Ирландском море и уже почти разработали нечто более универсальное, чем парарифма, изосиллабизм и ассонанс вместе взятые. В общем говоря, подмешали ту же алхимию к функциям языка. На встрече пообещали, разумеется, деньги, но деньги в обмен на что-то небанальное, небанальное, словно целая минута без gewaltsamer Tod [49] в пределах всей Земли, словно парящая задница, читающая проповедь гугенотам. Чётко определённое вознаграждение за то, что она выслушает очередной сюжет и тут же предоставит свою экспертизу — случалось ли ей до сих пор слышать нечто подобное?!
Она пошла по неочевидному пути, хотя имелось много более коротких через луг или лес. В голове бесконечно повторяла одну и ту же историю, добиваясь точности Wort für Wort [50]. Сюжет о фальшивой карте, при составлении которой мастер намеренно добавлял несуществующую улицу, а другой картограф, по глотку в заказах, не желая моделировать räumliche Anordnung [51] как учили, копировал её, и копировал следующий, следующий, и чем больше раз она повторялась, тем отчётливее улица возникала в указанном месте натурально.
В предместье Касселя с обеих сторон дороги и так же вглубь тянулись длинные одноэтажные клетки с вертикальными и горизонтальными прутьями, отчего столь хорошо просматривался здешний экзистенциализм. Люди точили башмаки из брусков, мешали половниками в котлах, наказывали детей, сколачивали мебель, стояли на горохе коленями в углах, крепко держась за прутья, прижимались к натопленным горнам, гладили собак, колотили их тут же, шили одеяла из лоскутов, сморкались в подолы дезабилье и власяниц, настраивали цистры, занимались любовью с жёнами, их головы были втиснуты между прутьев и торчали на улице, латали битые ржавчиной шпицрутены, рубили головы курам, подстригали брови и в ушах, рвали поросль в подвешенных к трапециям кадках, бродили и искали друг друга между сушащихся трубок белья, вымахивали наползший из печей дым, другая сумасшедшая смастерила mechanische Flügel [52], надела и теперь исступленно махала ими, не догадываясь, что за ней из клетки через дорогу наблюдает малый в конкистадорской тарелке без забрала; крутили лабиринты из верёвок, смолили факелы, замеряли рост детей, выгоняли из дома скотину, обрывали выпестованные в alchemistisches Geschirr [53] лавровые листки для похлёбки и ран, точили ножи и кинжалы, смеялись, считали друг другу оставшиеся зубы, приседали без устали в ростовщических конторах, мочились с хоров во внутренние дворы, выплёскивали на улицу помои, ближе к замку начали попадаться двух- и трёхэтажные, где внизу кухмистерская, во втором этаже торчащие наружу припасы, в мансарде снимают углы студиозусы, редко, но бывает — коммивояжёры и связные разбойников, в подвалах, очерченных разрытыми котлованами, бакалейные лавки и золотарские перевалочные пункты, на перекрестьях улиц сносимые ветрами околоточные и распорядители движения держались за прутья утюгов, чтоб ветер не утащил их в неизвестное, в ежемесячной статье расходов милиции имелась графа на аренду участка прута — люди не желали терпеть в своём доме даже части их тел; в подворотнях застыли строи сект, в белых и чёрных видлогах, с тонзурами, бакенбардами и бородами, готовые напасть по приказу, только ткни, на любого и любое, что вызывало в горожанах всё большее беспокойство.