Благодаря ему мы увидели землян. Нас поразили их человечные взаимоотношения, так сильно отличающиеся от наших. Единственный подросток их ничуть не походил на наших — как правильно сказал Конбр — одиноких зверенышей. Привыкший не к третированию педагогов, а к любви родителей, на которую он отвечал своей любовью. Счастливый. Веселый.
А мы, привыкшие расти, отбиваясь от жестоких выходок своих сверстников, с каждой следующей стадией становимся всё озлобленнее, агрессивнее, угрюмей. Если — не всегда из-за высоких только своих способностей — удается до конца избежать отбраковки, становимся вами: сверхспособными — и безжалостными. Даже если не все вы принимаете участие в нашей отбраковке, которую завершают роботы-ликвидаторы, и даже не все знают, чем она заканчивается: тем просто это безразлично.
Зная уже правду, мы хотим потребовать ответ: почему вы считаете себя вправе лишать нас жизни без нашего согласия?
— Получи его. Потому что именно мы её вам дали. Понятно? — сразу ответил бывший децемвир.
— А вам понятно, что мы не роботы, которым это совсем безразлично: их можно включить вновь. Мы людхи: у нас жизнь отбирается навсегда. Мы жить хотим: не признаем, что, дав нам жизнь, можно потом отобрать её. Несмотря ни на какие высокие цели научного прогресса в борьбе с энтропией.
Чтобы помешать вам и дальше творить безжалостное убийство большинства из нас, мы, узнавшие правду, раскрыли её и другим. Те третьим, и она стала известна уже многим. Её уже знают все студенты, универсанты, коллегианты, лицеисты, большая часть гимназистов — но скоро будут знать и все они. А это почти 45 миллионов. Без школьников: их пощадим от страшного знания. И мы лишим вас права и дальше отнимать у нас жизнь.
А сколько могут отстаивать вместе с вами право на наше уничтожение? Мне дали цифры. Считаем, что все мудрые, хотя может оказаться не совсем так: около 1 миллиона. Поддержку вам могут оказать, предположительно, и все докторанты и аспиранты: это еще 400 тысяч.
— Не забудь еще отбракованных их! — снова вмешался бывший децемвир.
— Не бойтесь: добавим. Это еще около 5,5 миллионов.
— То-то!
— Всё равно: всего только около 7 миллионов. Соотношение более чем в 6 раз и не в вашу пользу.
— Без учета разницы наших и ваших знаний, — не унимался децемвир.
— Она компенсируется свежестью наших мозгов. «Свободных от въевшихся представлений», как сказал только что обвинитель Погр.
— Погр сказал не только это. Еще о том, что «горящая жаждой мести молодежь рванется уничтожать тех, кого считают виновниками того, что они не имеют права жить полный срок — только мудрые. Начнут истреблять золотой фонд нашей планеты».
— Нас возглавляет не кто иной, как Конбр.
— Ну, и что?
— Допустил ли он после свержения Мудрейшего Децемвирата физическую ликвидацию кого-нибудь из децемвиров? В том числе и тебя? Хотя на этом настаивали, если помнишь. В отличие от вас мы не хотим ничьей крови: живите, творите, но только не покушайтесь на наши жизни.
— Посмотрим.
— Это уже ваше дело. Но как ответные наши действия не исключаю: будет зависеть от вас.
— Надеюсь, ты закончил? — нетерпеливо спросила уже одна из судей.
— Нет, я не сказал еще о чем-то важном.
Мне и моей подруге Сиглл довелось увидеть, как бросились Лим и Цангл на защиту ребенка, ими самими рожденного. Потом Сиглл держала на руках этого ребенка, а я отправился за кормилицей для неё. И мы оба захотели, чтобы этот ребенок, которого всё еще стремятся убить, стали нашим: её и моим. И я бы сам убил любого, пытающегося его, как вы предпочитаете выражаться, ликвидировать.
Но Конбр решил, что дочь его друга теперь его дочь: он будет растить её. И Сиглл мне сказала, что она сама родит нам ребенка: мы будем растить его и никогда не расставаться — станем семьей. Потому что она любит меня, и понял, что тоже: люблю её и хочу быть с ней вместе всю жизнь. Вам, наверно, это непонятно. А мы стали мужем и женой и торжественно отметили это с друзьями. Так делают на Земле: у них такое торжество называют свадьбой.
Мы последовали примеру Лима и Цангл. А теперь есть другие, которые собираются последовать уже нашему примеру. И потом семьи будут у всех, и в каждой появятся ребенок, детство которого будет счастливей, чем наше. Так будет!
Вот теперь я закончил.
37
— Неужели это всё? Или нам еще предстоит выслушать и примитива? — не успокоился децемвир.
— Хороший вопрос! Спасибо: я ждал его. Примитива здесь: она сказать сама ничего не сможет — вы убили её. Скажу за неё я, — отозвался Конбр. — Что мы, мудрые, не считающие их вполне людхами, знаем о них? Ведь даже наложниками и наложницами подавляющее большинство нас пользуемся, в отличие от молодых учащихся, крайне редко. Только те, кто имеет дело с подопытными, постоянно видит их. Для остальных они как бы не существуют.
Они существовали и на Земле: там их называли «неполноценными». Появились в эпоху острого научного кризиса, как способ использования непригодных для интенсивного интеллектуального труда для освобождения интеллектуалов от многого. Общее количество их не превышало десятой доли всех людей.
Потомственных «неполноценных», гораздо более качественных, было крайне ограниченное количество. Появление их в тех условиях вступало в противоречие с взглядом на использование малоспособных в качестве «неполноценных» как лишь на вынужденную меру в условиях существовавшего кризиса.
Нам не потребовалось никакого кризиса и никакого оправдания для превращения наших менее способных в примитивов. Потом, обнаружив, что потомственные примитивы еще лучше, перестали уже совсем использовать потомство мудрых. И стали их «ликвидировать» по мере отбраковки: за ненадобностью творящим прогресс. Без лишних эмоций: так же, как и началось.
Гениальный землянин Ларлд, предсказывая жуткий конец существовавшего у них разделения на две неравноправные категории, говорил о «строго потребным этим гениям количеством умственно выродившихся «неполноценных»». Это потребное количество оказалось не таким уж малым: по нашим прикидочным расчетам только рожениц не менее 280 миллионов. Точные данные об их общем количестве почему-то тщательно скрываются: так же, как и статистические данные по отбраковке.
— Совершенно верно, — с усмешкой подтвердил децемвир. — Зачем они вам? Да: скрываются. Причем так, что вашим юным хакерам бесполезно пытаться добыть их.
— Огромное спасибо за замечание. Не столь важно: будем пока считать общее количество примитивов около миллиарда. Всё равно, гораздо меньше, чем роботов всех классов интеллектуальной сложности: их почти 10 миллиардов.
Хочу обязательно остановиться на выражении «умственно выродившиеся «неполноценные»: что подразумевал Ларлд? Конечно, не то, что они стали чуть ли не идиотами, перестали хоть что-то соображать. Но если из поколения в поколение ничему не учить, освободить полностью от всех забот, людхи здорово тупеют. И всё-таки…
Несмотря на это, сохранили в себе то, что подавили мы разумом в своих стремлениях, растеряли незаметно, утратили почти совсем. То, что не менее важно, чем сам разум: человеческие чувства.
Вот лежит она здесь, недвижимая, рядом с ним, любимым своим: молчит. Но понимала она многое, недоступное для вашего понимания: не разумом, а сердцем больше. Как жалела она порой Лима: до слез — до чего, почему-то, иной раз хотелось, чтобы и меня когда-нибудь так пожалели. Как сказала ему, когда спросил он её, узнав, что она беременна, зачем ей ребенок: «Чтобы еще больше любить тебя».
— Прости, командир Конбр, что перебиваю тебя. Сиглл тоже задала такой вопрос — ей она ответила: «Чтобы мы все любили друг друга. Чтобы кормить его своей грудью, и в ней было молоко для этого. Так хорошо!».
— Это и было то, что чувствовала она, но не понимали мы: душевное тепло, любовь, жалость. Когда сами видели это — и сами испытывали?