Тут можно, конечно, возразить, что поэт взял, мол, чрезвычайно трудную форму, что форма эта нова и ни-кем ещё не опробована и т. д. Но трудность формы ещё ни кому не давала права на скидку. И новизна тоже. Если тебе что-то не по зубам — не берись.
Да и к чему столько усилий? Чтобы влить старое вино в новые мехи? Затребуйте в любой библиотеке томик Пушкина, «Евгений Онегин», глава вторая, и вы убедитесь, что ещё в XIX веке эры Той Земли производились опусы, подобные «Инопланетянке». У Эльмарова в роли «Тех дальних стран» выступает конкретная Та Земля, вот и вся разница. Да вместо романтических роз имеются бусы из туземного камня.
Всё на лицо у нашего поэтика: и «дух пылкий и довольно странный», и невежество. Только чуть-чуть другой «мечтою сладкой» забавляется он. Другое время! Что ж, если Эльмаров своим творением собирался поднимать романтизм на новую ступень, мы поздравляем его с успехом. Но лучше бы ему не воскрешать литературных покойников.»
Сначала статья показалась Рябинке довольно остроумной, но, дойдя до конца, Рябинка вспомнила, что поэмка была красива, и даже очень. И хотя от былого поэтического впечатления остались одни обломки, нашей космонавтке не хотелось с этими обломками расставаться.
Рябинке стало грустно и очень жалко себя и Эльмара.
Прощай, планета парадоксов!
Мартин сильно рассердился, когда увидел газету на Рябинкиной тумбочке.
— Непростительная халатность, — пробормотал он.
— Да, я прочитала эти рецензии, — с некоторым вызовом сказала Рябинка. — Ну и что? Почему я не должна знать, что не все в восторге от поэзии твоего друга? Вот он, наверное, очень будет переживать, когда прочтет.
— Если ты об Эльмаре, то о нём я как раз беспокоюсь меньше всего. Он знал, что писал, и знал, как к этому отнесутся.
— Знал? — изумлению Рябинки не было пределов.
— Ещё бы нет! Это разве ты думаешь, будто его в самом деле отругали за «Стаю ариозо».
— Значит, за меня? За то, что он подарил мне заколку-материализатор? За то, что он подарил мне возможность создавать из ничего что-то?
При этих её словах Мартин удивлённо вскинул брови, и его удлиненные глаза стали почти такими же круглыми, как глаза Эльмара.
— Значит, ты так ничего и не поняла? — проговорил он, с видимым усилием вытаскивая из себя каждое слово. — Ты думаешь, будто предметы появляются из этой заколки?
— Ну да!
— Невероятно, но по-своему логично. Значит, по-твоему, Эльмар сделал ошибку и заслуживает наказания?
Мартин усмехнулся.
— Нет-нет, я не то хотела сказать. Он ошибся, когда принял меня за могучую, но ведь каждый может ошибиться, правда?
— А ты разве не… Хлебное дерево твоё?
— Моё.
— Стреляющие ампулы где взяла?
— Материализовала.
— Ух, тогда всё верно. А я уже снова испугался. Значит, по-твоему, Эльмар ошибся?
— Да.
— И, значит, Эльмар — неразумный идиот, раздающий направо и налево опасные для окружающих игрушки? О-ля-ля! Я расскажу ему, он будет очень смеяться!
Рябинка покраснела от досады и приподнялась на подушке.
— Лежи-лежи! Не переживай, ты могучая, и Эльмар не ошибся. Эта штучка на твоей голове не помогает, а мешает овеществлять твои идеи. Ограничитель творчества, так сказать. Не могу постичь, как Эльмар догадался, что ты наша, но отреагировал он быстро, а, главное правильно.
Переварить услышанное Рябинка сразу не могла, но она уже устала от многочисленных недомолвок, от атмосферы неприятия, которая окружала её с первого мгновения появления на этой планете. Теперь вот и Эльмар, оказывается, вовсе не из симпатии к ней сделал ей подарок. И она проговорила с болью:
— Ну почему, почему вы меня так ненавидите?
— Что за чушь? Когда я это говорил, что ненавижу тебя? Правда, сначала кое-кто испугался твоего появления. Но, теперь всё изменилось. Ты даже не представляешь, сколько у тебя друзей!
— Тогда за что же? — гнула свое Рябинка.
— Эльмар затронул запретную тему: космос и космические полёты. Они для нас недостижимы, а у нас не принято рассуждать о недостижимом.
Мартин покачал головой:
— Ты не всё знаешь о нашей планете. Существует граница, предел, выше которого нас ждёт смерть.