Эльмар засмеялся.
— Хорошенького же ты мнения о нашей системе воспитания! Исправительная колония! Ха! У нас ещё не додумались до такого: простых смертных посылать на Катрену для исправления.
— Ты хочешь сказать, что на вашем острове обучаются только дети могучих?
— Я хочу сказать, что туда отправляются все дети, проявившие способность воображать, и что они обучаются там самому необходимому: умению владеть своими руками.
— И всё же… жизнь без выбора: только бесконечный труд и дисциплина — не позавидуешь.
— Выбор у них всегда есть: отказаться от могущества и перейти в обычную школу.
— Разве в других школах обучают иначе?
— Да, там обычные уроки труда в пределах школьной программы.
— Значит, эту каторгу вы ввели только для своих? Весёленькая житуха у ваших наследников! Просто жуть! И ради чего? Чтобы делать долгим и трудным способом то, что можно сделать легко и быстро?
— Не понял, где ты там увидела каторгу. Вот ты — лесовод. У тебя что, леса растут по мановению волшебной палочки? Или ты свою работу каторгой воспринимаешь?
— Но я выбрала её сама, — не сдавалась Рябинка. — При-том, я её люблю.
— Ну прямо все в ней тебе нравится! И ничего неприятного никогда делать не приходится?
Эльмар засмеялся, впрочем, вполне беззлобно. Но Рябинка кинулась в атаку.
— Если бы мои леса и луга возникали во мгновение ока, я была бы счастлива! — заявила она.
— И что бы ты делала дольше?
— Пошла бы сажать другие леса.
— И опять была бы счастлива? Послушай, но так не бывает. Тебе бы очень скоро стало скучно!
— Но ты же не скучаешь?
Эльмар прикусил губу и нахмурился.
— У меня к каждому фильму своя декорация, — сказал он, принуждённо бодрясь.
— Вот и у меня каждый перелесок был бы в особинку.
— Ты воображала бы каждую травинку по отдельности? — художник снова засмеялся. — Непроизводительно. И очень утомительно. Сажать быстрее.
— И легче?
— Угу. Материализация требует очень больших затрат нервной энергии.
— Именно поэтому Катрена Сельвина вместе со своими единомышленниками воздвигла в океане этот остров и начала трудиться руками, — ехидно закончила Рябинка его мысль.
Но Эльмар предпочел не заметить её сарказма.
— Абсолютно верно, — подтвердил он. — Могучие правят нашей планетой вовсе не потому, что обладают особыми свойствами. Легкость и быстрота материализации сделали в своё время из могучих нечто вроде рабов. В том и состояла гениальность Катрены, что она догадалась, как обеспечить могучим реальную, а не призрачную власть над Новой Землей.
Рябинка не ответила. Спорить ей не хотелось, а согласиться, что детей надо изнурять работой, она никак не могла. К тому же скоро показалась панорама небольшого городка, поразительная по своей красоте. И она догадалась: Стасигорд.
Как и Открытый, Стасигорд явно был построен по чёткому архитектурному плану. Однако план этот был совершенно иным. Шестилучевая симметрия проступала в расположении улиц, скверов, площадей. На центральной площади стояло двухэтажное здание. Оно располагалось на самом высоком месте, и то него лучами расходились под строго одинаковыми углами шесть главных улиц Стасигорда. Своим началом каждая улица словно смотрела в одну из граней нижнего этажа здания, которых также было шесть. Второй этаж представлял собой по форме цилиндр. Крупная, темно-красная с белыми бортиками плитка облицовки хорошо гармонировала с высоким золотым шпилем, увенчивавшим пирамидальную крышу.
— Это музей Стасия Абраменко, — сказал Эльмар. — Именно он изобрел тот способ производства воды из твердых пород, за которым ты прилетела.
— А зачем этот Стасий изобрел воду, если у вас есть могучие, и любой из вас может вообразить её одним махом и в любом количестве? Тоже из идейных соображений?
Эльмар снова засмеялся.
— Нет, он жил в те времена, когда свои могучие на нашей планете ещё не родились.
С трепетом вошла Рябинка в великолепное здание. Она увидела небольшой вестибюль. Две лестницы, сделанные из чего-то, сильно напоминавшего мрамор, вели на второй этаж. Всю стену напротив входа занимали карта Новой Земли, выполненная в технике флорентийской мозаики. Кусочки камня, а, может, смальты /было не понять/, искусно подобранные по цвету, были вырезаны таким образом, чтобы было видно без пояснений, где что находится. Приблизившись к карте, можно было увидеть не только общие очертания гор и отдельные хребты, но даже чуть ли не каждую отдельную гору. По крайней мере, так показалось Рябинке.