– Насколько серьезно?
– Как вы думаете, если Янка находится в руках самого дьявола – это серьезно? – съязвил я, сбрасывая со стула возле гладильной доски, сложенные аккуратной стопочкой вещи Дарьи для глажки.
– Думаю очень, – озадаченно нахмурилась теща, – Дворкин, во что ты опять ввязался?
– Вот он! – воскликнул я, наткнувшись под синей разноцветной маечкой на потертую общую тетрадь. – Как он тут оказался, милая тещенька? – Эльвира Олеговна резко ретировалась на кухню, сделав вид, что не расслышала моего последнего вопроса. Я проводил ее взглядом и нетерпеливо пролистал чуть пожелтевшие от времени страницы, исписанные крупным неровным почерком, зато хорошо читаемым.
Так…Что тут у нас…Глаза быстро забегали по косым строчкам, выискивая нужную информацию. Пошли с мамой в магазин…Прекрасный солнечный день…Дорогой дневник…
Митусов был въедливым и аккуратным до тошноты человеком, с упорством сумасшедшего, а он, собственно, им и стал в конце концов, Олег описывал каждый свой день, тратя на бессмысленное бумагомарание огромную кучу времени. Пролистав несколько десятков страниц, я, наконец, смог найти среди мыслей и переживаний совершенно незнакомого мне человека, нечто похожее на дельную информацию.
22 апреля 1989 года
Дорогой дневник, пишу тебе уже за полночь, когда на улицах стихла городская суета, а распаренный по-летнему город остыл от не по-весеннему горячего денька. Сегодня я впервые попробовал добавить в эликсир немного серы. Запах в квартире стоял ужасный. Мама долго ругалась, но впервые за долгое время опытов мне удалось достичь хоть какого-то результата…
В какой-то момент при совершении вдоха моя голова закружилась, и я на миг потерял сознание, или провалился в так называемый параллельный мир, поисками которого я и занимаюсь все свое свободное время. Даже не знаю, как описать тебе это состояние. Меня сначала обдало холодом. А потом я полетел куда-то вниз, стремительно набирая скорость. Черная непроглядная мгла окутала меня со всех сторон, заставляя отчаянно вопить от нахлынувшего волной ужаса. Не могу сказать, сколько я летел в эту пустоту, но ощущение было сродни тем, когда тебе снишься, что падаешь, но не можешь проснуться.
Очнулся я в холодном поту, на полу своей комнаты, надо мной стояла взволнованная мать, соседка тетя Соня и врач скорой помощи, усиленно тыкающий мне в нос ватку с нашатырем. Если бы они знали, где я побывал! В шаге от какого великого открытия я оказался…Но нет…Меня увезли на карете «скорой помощи» в поликлинику, где моя мамочка заставила меня сделать все анализы. Больничный открывать не стал, чтобы не потерять в зарплате, необходимо будет купить несколько особо ценных реагентов для продолжения опытов.
Я оторвался от дневника, задумчиво почесывая голову. По всему выходило, что работа Митусова заключалась в поиске параллельного мира. Для этого он пытался изобрести какой-то химический эликсир, чтобы начать видеть другую реальность. Ему что-то удалось сделать, но для продолжения опытов нужны были реагенты.
Мне без особого интереса пришлось пролистать еще несколько десятков страниц, прежде чем я снова наткнулся на что-то стоящее. При этом меня смутил прежде всего почерк Олега, которым тот сделал запись в дневнике. Он и раньше писал отнюдь не каллиграфически, но страница, посвященная 22 июню 1989 года выглядела так, как будто ее сделал дошкольник, нарисовав первые попавшиеся каракули. Приглядевшись повнимательнее, я стал медленно разбирать неразборчивый текст:
22 июня 1989 года.
Я уже отчаялся найти способ открыть дверь в другой мир, дорогой дневник. Все мои опыты ни к чему толковому не приводят, а единственный всплеск, который я ощутил много дней назад, теперь я ощущаю, как очередное помутнение моего воспаленного рассудка.
Тупик…Кажется выхода из этой ситуации нет. Реактивы кончаются, и я начинаю думать о том, что все мои идеи лишь плод моего ни в меру разыгравшегося воображения. Мать начала интересоваться моим здоровьем. Говорит, что я выгляжу, как мертвец восставший из могилы. На работе радуются, что я похудел, утверждают, что я влюбился в кого-то. Дуры…Единственное в кого я могу влюбиться это моя работа.
Прочитав эти неровные пляшущие по странице строчки, я приостановился. Скорее всего Митусов был болен задолго до того, как его посетили представители Тивита. Судя по разгоряченной риторике, экспрессии текста им завладела какая-то маниакальная идея открыть дверь в потусторонний мир, корни которой необходимо было искать где-то в глубоком детстве или в Праге, издревле славящейся своей мистикой и богатой чародейской историей.