- Выключаю двигатели. Приступить к выполнению распорядка дня через пять минут после стабилизации гравитационного поля. Внимание, включается искусственное гравитационное поле.
Почти осязаемые волны тяжести бегут сквозь отяжелевшее тело. Ноги наливаются свинцом, потом вдруг словно исчезают; кровь в висках начинает стучать, появляется знакомое ощущение раскачивания на гигантских качелях. Раскачавшись, качели начинают замедлять свои взлеты и падения и наконец останавливаются... Лар открывает глаза. Зеленая лампочка индикатора искусственной гравитации светит, не мигая, мягким ровным светом. Лар осторожно поднимает руку. Ощущение тяжести возвратилось. На этот раз Строгову удалось стабилизировать поле удивительно быстро. Еще пять минут и можно встать и задвинуть стартовое кресло в стену кабины. Теперь они не скоро изменят орбиту. Все надо начинать сначала...
НА НИЗКОЙ ОРБИТЕ
Удивительная штука - время! Иногда, словно подхваченное неведомым порывом, оно вдруг устремляется вперед с непостижимой быстротой; не успеваешь отсчитывать часы, дни, недели, некогда осуществлять задуманное; десятки незавершенных дел наваливаются, как перегрузки в ускоряющем бег космическом корабле. Но бывает и так, что время словно останавливается... Тогда дни, во всем похожие один на другой, тянутся с медлительностью улитки. Они неотличимы друг от друга, заполнены одними и теми же движениями, словами, встречами, поступками, даже мыслями.
Все плотно упаковано в распорядок дня, утвержденный еще там... на Земле.
Распорядок - святая святых их жизни на орбите. Восемь часов принудительного сна; специальный индикатор следит, спишь ли ты в действительности и сколько раз повернулся за ночь. А "утром" бесстрастный совет-приказ: принять снотворное на следующую "ночь". Завтрак, дежурство, обед всем экипажем. Одни и те же обрывки фраз:
- ...Интенсивность ионизации заметно меняется.
- Да, но "окна"... Где они?
- Нет, сигналов не поймал.
- У меня тоже - ничего.
- Просто любопытно, что происходит с нашими автоматическими станциями?
- Проклятый туман!
- Послушайте, этот консервированный компот осточертел! Неужели нельзя найти что-нибудь другое?..
После обеда - "вечерняя вахта": чуть слышно попискивают самописцы, бегут на экранах зеленоватые кривые. Их знакомый облик вызывает неистребимый позыв зевоты. Ионосфера словно издевается, отражая атаки приборов: непробиваемый невидимый щит, повисший над океаном белого тумана. Вчера, сегодня, завтра - отражения от нижнего ионосферного слоя... И тишина - слепая, мертвая тишина на всех диапазонах, на которых должны работать автоматические станции, заброшенные с "Землянина". Даже по записям в журналах наблюдений не отличить дни один от другого. Сколько времени они кружат так на этой орбите - неделю, месяц, годы?
Сидя у пульта управления, Лар рассеянно листает журнал. До конца вахты еще час. А потом?.. Смотреть микрофильмы, читать? Опять слушать музыку? Снова до одурения спорить с Коро? Ведь не за этим же он летел... В двух тысячах километров мир неведомый, с миллионами загадок! Это час с небольшим на атмосферной ракете. Всего один час!.. А они кружат над этими облаками уже несколько месяцев, драгоценных месяцев, которые могли быть заполнены потрясающими открытиями... В конце концов, и Порецкий и Коро Ференц кое-что уже сделали, даже немало; но его, Лара, работа внизу, под этим янтарным туманом...
Как он радовался, что летит, и вот что получилось! Даже на Луне удалось бы сделать больше, особенно если состоялась экспедиция в западную часть лунных Апеннин...
И все Строгов!.. Любой другой начальник экспедиции давно сам предложил бы использовать атмосферные ракеты. А этот все выжидает. Чего? Чуда?.. Ведь они уже убедились, что ионосфера непроницаема, что разрывы в облачном слое не возникают.
Лар раздраженно захлопывает журнал; смотрит на большой центральный экран, постоянно обращенный к Венере. Желтовато-перламутровый отблеск планеты, ослабленный мощными светофильтрами, заметно пульсирует. В двух тысячах километрах под терранитовым диском "Землянина" в наружном слое облаков струи тумана находятся в неустанном движении, свиваются в гигантские спирали, сходятся и расходятся, поднимаются грибоподобными шапками, напоминающими скопление кучевых облаков Земли, и уходят куда-то на глубину в открывающиеся темные воронки. Бесконечный круговорот неведомой, чужой и враждебной атмосферы. Конечно, маленькой разведочной ракетке "Землянина" придется нелегко в тисках чудовищных ураганов. И все-таки атмосферный полет необходим. Разве не в нем главная цель экспедиции?
Бесшумно открылась дверь. Вошли Строгов и Коро. В ответ на вопросительный взгляд начальника Лар пожимает плечами.
- В спектре атмосферы не уловил изменений? - помолчав, спрашивает Строгов.
Лар молча протягивает пачку спектрограмм.
Строгов внимательно рассматривает спектрограммы, потом передает их Коро.
- Тут, кажется, ничего нового, - задумчиво говорит Строгов, глядя на центральный экран. - Углекислота, вода, немного азота и водорода, как всегда, гелий и аргон. Все по-старому...
- Вот, - Коро быстро откладывает одну из спектрограмм. - Здесь тоже. И здесь...
Строгов склоняется над спектрограммами, разглядывает их, покусывая губы.
- Верно, - говорит он наконец. - И здесь тоже. Ты, брат, прозевал, обращается он к Лару, похлопывая его по плечу. - Во вчерашних спектрограммах Коро обнаружил признаки озона. И в сегодняшних они, оказывается, есть. Вот видишь? Ионизированный кислород... А ведь это, быть может, жизнь. Жизнь... - повторяет он и снова смотрит на центральный экран.
Но экран уже потемнел, быстро наплывает покров густой непроглядной тени. "Землянин" снова, уже в который раз, пересек линию терминатора.
- Как же с атмосферной разведкой? - Лар старается говорить безразличным тоном, но в голосе вдруг появляется противная хрипота, и пальцы начинают слегка дрожать.
Строгов задумчиво катает хлебный шарик по гладкой пластмассовой поверхности обеденного стола и молчит.