Выбрать главу

Однако научные результаты экспедиции Бруннера — Кеху не удовлетворили колонизаторов. Для них всего важнее было найти проходы в Южных Альпах для перегона овец с Кентерберийских равнин в северо-восточной части острова к гаваням западного побережья (цепь Южных Альп тянется вдоль всего побережья). Для решения этой проблемы геодезист Дж. Гамильтон, уже известный нам австралийский путешественник Дж. Эйр (поставленный во главе администрации Новой Зеландии) и четверо маори обследовали в конце 1849 года хребет Каикоура к северу от Кентерберийских равнин.

12 ноября они начали восхождение на самую высокую гору этого хребта — Тапуэнуку. Тринадцать часов путешественники поднимались по снегу без специального альпинистского снаряжения. Один из маори — Уирему Хоэта — сорвался со скалы и погиб. К сожалению, имя этого мученика науки никак не увековечено в Новой Зеландии. За Уирему Хоэта едва не последовали еще один маори и Дж. Эйр. Первому удалось зацепиться за скалу, второго спасла обитая железом палка. Из-за наступивших сумерек альпинисты спустились на 200 метров, а затем утром снова пошли на штурм вершины и взяли ее.

Только в 1857 году был найден проход через Южные Альпы, который столько лет искали колонисты. Сейчас он носит имя Леонарда Харпера, который пересек Южный остров с востока на запад, поднявшись по реке Хурунуи, а затем достигнув через этот проход реки Тарамакау. Следует, однако, отметить, что маори отлично знали проход Харпера под названием Хурунуи. Проводником Харпера на этом участке его маршрута был Таинуи — брат маорийского вождя Тарапухи, который встретил их у устья Тарамакау. Отсюда Харпер и Тарапухи совершили длительный переход на юг вдоль западного побережья, причем англичанин получил от маори ценные сведения о реках и горных проходах.

Вскоре на плато Отаго было обнаружено золото. Вслед за овцеводами в южную и юго-западную часть острова хлынули золотоискатели. И те и другие беззастенчиво захватывали земли коренных жителей, прогоняя прочь или уничтожая законных хозяев.

Одного прохода Харпера было явно недостаточно, чтобы пропускать к побережью и обратно во внутреннюю часть острова Южный поток людей, скота и различных грузов. Во время начавшейся золотой лихорадки было найдено еще несколько проходов через Южные Альпы. Особенно отличился английский путешественник А. Баррингтон, однако не один он. Еще Дж. Гамильтон предложил опросить маори, не знают ли они проходы через Южные Альпы. Миссионер Сток последовал его совету и узнал таким образом о существовании прохода в верхнем течении реки Ракайа. Маори наложили на проход табу после того, как в суровую зиму при попытке форсировать Южные Альпы погибла от холода и голода группа людей. Неизмеримо большее число маори погибло впоследствии из-за того, что проходы через Южные Альпы были открыты для колонизаторов.

В Новой Зеландии и Австралии повторилась трагедия, с таким чувством описанная Фенимором Купером: честные следопыты проложили путь бессовестным захватчикам и грабителям.

В стране Папуа

Выше уже говорилось о том, что малайцы знали Австралию. Однако на карте пятой части света вы не найдете малайских названий. Ближайший сосед Австралии— огромный остров Новая Гвинея. Его юго-восточная часть, захваченная английскими колонизаторами, при передаче ее Австралийскому Союзу (1906) была переименована в Папуа. Это название (вернее, страна Папуа) дали всему острову малайские мореплаватели.

Правда, как раз в юго-восточной части острова малайцы, видимо, не бывали, но на протяжении многих столетий поддерживали постоянные контакты с населением другой его половины, которая под названием Западный Ириан входит сейчас в состав Республики Индонезии. Малайцы прозвали коренных жителей острова за их густые мелковолнистые волосы «папува» — «курчавые».

На Суматре и Яве Новая Гвинея была хорошо известна уже в VIII веке, когда царь Шривиджайи— морской державы с центром на Суматре — подарил китайскому императору двух девушек из народа сен-к’и. Полагают, что это слово, встречающееся и в китайских источниках, означает людей с мелковолнистыми волосами. Такие люди изображены яванскими скульпторами на памятнике зодчества XIII века — Боробудур. Длительное время Западный Ириан входил в состав индонезийского царства Маджапахит с центром на Яве. Об этом писал китайский путешественник XII века Чжао Жу-гуа (он называл Западный Ириан «Тун-ки»), К 1365 году на Яве сложился эпос «Нагара-кертагама». В этом произведении в числе владений царя Маджапахита упоминаются Опии и Серан, расположенные на юго-западном побережье нынешнего полуострова Чендравасих в Новой Гвинее.

С XII века в торговлю со страной Папуа включились раджи Молуккских островов. Папуасы со своей стороны бывали на островах Восточной Индонезии. Случалось, что малайские работорговцы совершали нападения на папуасские селения и захватывали их жителей. В целом, однако, отношения между Западным Ирианом и азиатской частью Индонезии были вполне дружественными. На это обратил внимание Николай Николаевич Миклухо-Маклай.

«Необходимо отметить, — говорил он в 1882 году, — что малайцы острова Целебес (Сулавеси. — Авт.), главным образом макасарцы, уже в течение трехсот-четырехсот лет имеют сношения с Новой Гвинеей, равно как и жители островов Серам-Лаут, Серам и Кей так же часто отправляются туда за невольниками, для ловли и покупки у туземцев черепахи, трепанга и жемчужных раковин. Я узнал также, что в тех частях берега Новой Гвинеи, которые называются Папуа-Онин, малайцы всегда принимаются туземцами в высшей степени дружелюбно и хорошие отношения установились между ними уже издавна, так что на этих частях берега я, по всей вероятности, встретил бы смешанное население».

Несмотря на столь тесные и длительные связи между Западным Ирианом и другими островами нынешней Индонезийской Республики, первооткрывателем Новой Гвинеи считается португалец Жоржи ди Менезиш. В 1526 году он был назначен наместником Молуккских островов, и направляясь с полуострова Малакка к месту новой службы, случайно прошел мимо острова Хальмахера и достиг полуострова Чендравасих в стране Папуа.

Португальцы еще раньше располагали обширной информацией об островах Индонезии и прилегающего района, полученной у малайских кормчих и картографов. Благодаря этому Родригеш, участник первой португальской экспедиции на Молуккские строва 1511 года, с большой точностью нанес на карту Большие и Малые Зондские острова.

Мы не можем сейчас утверждать с полной определенностью, что Родригеш и Менезиш узнали о существовании страны Папуа от малайцев. Но это не менее вероятно, чем то, что в Португалию проникли сведения об Австралии, полученные от тех же малайцев. Примечательно, что Менезиш не дал открытому им острову нового названия, приняв, очевидно, малайское наименование «страна Папуа». Новой Гвинеей ее назвал испанский мореплаватель Иньиго Ортис де Ретес, прошедший вдоль части побережья в 1545 году. Это объясняется скорее всего тем, что португальцы тщательно скрывали географические данные, полученные от малайцев, и испанцы о них не знали.

Внутренние районы огромного острова оставались совершенно неизведанными и через триста лет после появления на картах названия «Новая Гвинея». Да и сейчас исследование страны нельзя считать законченным. Для путешественника этот тропический остров столь же труднопроходим, как и ледяные пустыни Антарктиды.

Вязкие болота, дремучие леса, крутые и обрывистые горные хребты, высокогорная местность в центре острова, разделенная множеством ущелий, — далеко не единственные преграды, которые приходится преодолевать исследователю Новой Гвинеи. Зной, тропические болезни, мириады насекомых на побережье и в долинах огромных рек, ядовитые змеи в непроходимых джунглях оберегают остров не хуже сказочных драконов.

Вот почему Николай Николаевич Миклухо-Маклай, высадившийся 20 сентября 1871 года на берегу залива Астролейб, был первым европейцем, с которым познакомилось население обширного района на северо-востоке Новой Гвинеи.

Научные достижения великого русского путешественника относятся прежде всего к области этнографии и антропологии. Немало сделал он, однако, и для географии. Лев Николаевич Толстой писал Миклухо-Маклаю: «Вы первый, несомненно, опытом доказали, что человек везде человек, то есть доброе общительное существо, в общение с которым можно и должно входить только добром и истиной, а не пушками и водкой».