Благодаря «Дому знания» арабы за несколько десятилетий познакомились (в переводах с сирийского) с важнейшими научными произведениями, написанными на греческом языке.
Для астрономии и географии наибольшее значение имел перевод трудов Марина Тирского и Клавдия Птолемея. К произведениям Птолемея арабы относились с особым уважением. Недаром от них его астрономический трактат в тринадцати книгах с таблицами стал известен Европе в IX веке под названием «Альмагест». А слово это восходит к греческому эпитету «величайшая» (книга).
Прошло три века, и Герард Кремонский перевел «Альмагест» с арабского на латынь — язык науки средневековой Европы.
Во второй половине XII века Герард Кремонский перевел на латынь «толедские» астрономические таблицы и комментарий к ним, написанный изобретателем усовершенствованной астролябии видным астрономом аз-Заркали (в средневековой Европе его называли Арзахель).
Аз-Заркали начал свою деятельность как простой гравер. Он не получил систематического образования, по все же сумел стать крупнейшим ученым. Большую часть жизни он провел в Толедо — научном центре арабской Испании, где, очевидно, Герард Кремонский и познакомился с астрономическими таблицами и комментариями к ним.
Другой труд аз-Заркали — трактат об астролябии — оказал исключительное влияние на всю европейскую науку и тогда же был переведен на латинский, еврейский, кастильский и итальянский языки.
Благодаря огромным познаниям Арзахель успешно завершил работу над установлением истинного протяжения Средиземного моря. Он получил результат в 42 градуса, что почти соответствует действительности.
Арабские ученые, естественно, стремились определить величину градуса — от решения этого вопроса зависело определение размеров Земли. В древности такие измерения были произведены Эратосфеном и Птолемеем. При аль-Мамуне арабские астрономы проверили и уточнили их результаты, причем вычислили величину градуса с точностью до километра. Следующее измерение Земли состоялось только в начале XVI века, а потому современники Колумба могли руководствоваться лишь трудами арабских авторов, переведенными на латынь. При этом с ними приключился казус, который может показаться сейчас комическим, но в конечном счете сыграл немалую роль в прогрессе человечества.
«Мамуновское определение градуса в 562/з мили перешло в Европу, — пишет И. Ю. Крачковский. — Здесь с ним случилось то же, что у сирийцев и арабов с греческим. Западные ученые XIV–XV веков не обращали внимания на несоответствие арабских миль принятым на Западе и часто допускали очень крупные ошибки. Такая ошибка помогла, между прочим, Колумбу открыть Америку: он принял величину градуса в 562/3 итальянские мили (миля в эту эпоху была на 384 метра меньше арабской). Таким образом, градус у него оказался меньше арабского на 22 километра и расстояние между берегами Западной Европы и Восточной Азии значительно меньше действительного. Если бы он знал фактическое положение дела, быть может, он и не рискнул бы отправиться через океан на своих судах…»
Да, Колумб ошибся, как ошибались в ту эпоху многие ученые Запада и Востока. Но эта его крупнейшая ошибка привела к величайшему открытию.
Арабские достижения в области астрономии и математической географии оказали влияние и на португальских мореходов. Притом не только в век «толедских» таблиц, но и много позднее.
Одним из подтверждений этого является такой факт. Единицей измерения астрономических расстояний у арабов служил «палец», составлявший 1°36′25″. Название это возникло потому, что, сверяясь с лоцией, арабский кормчий измерял углы между звездами и горизонтом либо посредством приборов, либо с помощью пальцев вытянутой руки. На португальских морских картах XVI века понятие «градус» обозначалось тем же словом «палец».
Путь компаса с его дальневосточной родины в Западную Европу был долог и труден: вражда между феодалами затрудняла общение между народами. Однако он легко прослеживается и во времени и в пространстве. Китайцы уже в III веке до н. э. знали чудесные свойства магнитного железняка. В труде Хань Фэя впервые упоминается компас. Прошло, однако, немало веков, прежде чем прибор этот появился на судах. Во всяком случае, до ученого Чжу Юя, книга которого вышла в 1119 году, никто не сообщал о применении компаса на море. От своего отца — чиновника в Гуанчжоу — Чжу Юй узнал, что местные моряки пользовались компасом уже в 1099–1102 годах.
Судовой компас китайских мореплавателей состоял из намагниченной стрелки, укрепленной в середине чуть более короткой камышинки, которая плавала в сосуде с водой. Прибор давал верные показания даже при самой сильной качке, но из-за плохой оснастки средневековых кораблей кормчим не всегда удавалось придерживаться избранного курса.
Арабские мореплаватели, поддерживавшие постоянные связи с Китаем, использовали компас на своих кораблях. После крестовых походов этот навигационный прибор наряду со многими другими достижениями народов Востока стал известен в Западной Европе, прежде всего в Италии. На Западе возникла даже легенда о том, что компас — итальянское изобретение. Один из спутников Васко да Гамы, первым описавший его путешествие, назвал компас «генуэзской иглой».
Европейские мореплаватели средневековья заимствовали у народов Востока не только навигационные приборы — компас, астролябию, угломерную линейку, квадрант.
Греко-римские суда оснащались прямыми парусами. В средние века моряки Южной (а позднее и Северной) Европы все чаще заменяют прямые паруса косыми.
Нельзя с уверенностью сказать, какому именно народу мир обязан этим важным новшеством. Очевидно, однако, что косое парусное вооружение, позволяющее ходить круто к ветру и лавировать, появилось там, где в этом существовала необходимость. Такая необходимость возникла прежде всего в Индийском океане, где дуют устойчивые ветры — муссоны.
Изображения судов с косыми парусами можно найти на многих исторических памятниках Индии и Индонезии. Но наибольшую приверженность к ним выказали арабы. Они пользуются косыми парусами и сейчас.
Почему же парус, занесенный в Европу арабами и там несколько видоизмененный, именуется латинским? Интересные соображения по этому поводу высказал западногерманский ученый Отто Хефер. Мореходы Северной Европы называли итальянцев, испанцев и португальцев «латинянами». А так как арабский парус распространился на север нашего материка из стран, населенных этими народами, то он и получил соответствующее наименование. Лингвистический анализ привел Хефера к выводу о том, что название «латинский» могло означать также «парус для использования ветра, дующего сбоку» («латеральный» — «боковой»).
Арабское судно с косым парусом
Косое парусное вооружение оказалось как нельзя более удачным для легких каравелл, на которых пускались в неведомые моря португальские экспедиции XV века. Такие каравеллы были для того времени очень быстроходны, свободно маневрировали, не страшились неблагоприятного ветра. Однако им не хватало остойчивости, при лавировании требовались исключительное внимание со стороны кормчего и слаженность команды, иначе внезапный порыв ветра мог опрокинуть судно.
Вот почему в последней четверти XV века, когда португальцы вышли в открытый океан, у них появился новый вид корабля с новым видом парусного вооружения. Обводы корпуса округлились, «ветровой движитель» состоял теперь из прямых четырехугольных парусов и косых треугольных. Эти корабли были не так быстроходны и, пожалуй, не столь грациозны, как каравеллы прежних лет, но зато плавать на них стало легче и надежнее.