Она опускает планшет, не завершая видеосъёмку, и медленно-медленно пятится назад, отрицательно мотая головой и отряхивая мысли о любом исходе этого диалога — в его руке по-прежнему топор для отбивания мяса. Голова, ходящая влево-вправо, говорит строгое «нет» этому знакомству, но утробное взывание желудка вызывает на лице мужчины улыбку.
— Садись, красавица. Покормлю тебя, — он тянется к кастрюле, не сводя взгляда с агрессивной заботой. — Садись, садись.
Алиса решает не перечить мужчине с топором в руке и закрытыми извне дверями помещения, поэтому молча садится на самое дальнее от повара место и осторожно подгибает под себя ногу, разминая её для возможного ближнего боя.
— Ты извинить меня, что я в таком виде, — он показывает руками на запачканный фартук и ставит перед ней тарелку с блестящим от масла пловом, от одного вида которого у неё разгорается аппетит. — Это мой фирменный плов от бо-ду-нова, кажется, девочки это так называть.
«Бодунов» звучит как фамилия назойливого одноклассника, старавшегося в школе и дёргать девочек за косички, и проситься к доске на каждый вопрос, и Алисе, до сих пор державшей зубы сцепленными от страха, становится немного смешно, как он приручил обезличенного, но всемирно известного «бодуна», посещавшего каждого жителя России хоть раз.
— Кушайте. Как тебя зовут, красавица?
Он протягивает ей вилку, держа её крупными пальцами вертикально к ней, и Алиса, расценивая любое его действие в свою сторону как угрозу, быстро выхватывает холодное четырёхзубчатое оружие, вжимаясь в себя ещё сильнее.
— Алиса.
— Никогда ещё не слышал такое имя в России. Красивое, красавица. Попробуйте плов, — дневной свет переливами играет в тарелке с бурым рисом, сочным мясом и палитрой овощей, и жирная пища, всегда вызывавшая изжогу в её теле, ещё никогда не выглядела так сексуально. — Меня Шерр звать, красавица. Чем тебя ещё накормить? Исхудавшая такая. Совсем не едите. Ну ничего, я вас всех тут накормлю. Чтобы платили за вас больше. Больше груД, больше деньги. Так же у вас?
Он ставит перед ней нарезку, прикрытую пищевой плёнкой, и маленький контейнер с кусочком пирога, ласково пододвинутый прямо под нос.
— Это пирог с грибами, моя жена готовить. Попробуйте — не мало ли она положить грибы?
Вилка мягко протыкает тесто, задевая пару тоненьких лисичек, и все соки блюда тут же впитываются, тая на языке.
— Очень вкусно…
Она с крайней неожиданностью и большим наслаждением зачерпывает прибором в тарелку с рисом и смакует каждый твёрдый кусочек пищи, боясь в глотке расстаться с его вкусом.
Тяжелая еда приятно заполняет желудок, притупляя чувство голода, и похмельное состояние с трясущейся головой и скребущимися зубами по волшебству проходят к концу блюда. Чехова вспоминает слова Мани про «похмельный плов» и пару известий из вчерашнего вечера и тут же фиксирует их в планшет.
— Красавица, чай хотите? Это травы с моей родины, они очень много дают энергия. Хотите энергия?
Алиса выпаливает улыбку, сама того не контролируя, и набирается смелости произнести перед ним цельное предложение.
— А кофе у Вас нет?
— Кофе есть, почему нет. Тебе с молоком? Сахар нада?
— Молоко можно, а вот сахар не нужно, спасибо.
Пальцы стучат по слабо подсвеченному экрану, словно она играет на рояле мелодию, под которую Шерр, вместе с голосом знаменитых джазовых исполнителей по радио, немного пританцовывает.
— Что Вы там писать, красавица Алиса?
— Я пишу книгу.
— Книгу? Книгу это хорошо. Про любоВ?
— Не совсем. Про бандитов. Но и любовь там тоже будет… Шерр, а почему Вы весь в крови?
— Так оленя разделывать на закуски, мальчишник сегодня. Артём привезти с утра целого, вон его рога лежать.
Чехова переводит взгляд в сторону, куда указывает острое лезвие топора в руке нового знакомого, и невольно не может моргнуть. От вида оленьей головы, смиренно принявшей свою судьбу в качестве закуски, у неё расширяются веки, а тонкие губы отдаляются друг от друга в немом крике. В застывших глазах дикого животного она читает подоплеку испуга, заставшего животного врасплох, и нестерпимую боль, которую ему пришлось пережить от кровожадной и медленной смерти.
— Я слышала, что кто-то кричал…
— Я с братом разговаривать по телефону, связь здесь нехороший, иногда кричать. Но я не думать, что здесь кто-то есть.
Взгляд старается не встречаться с отсечённой головой оленя, и девушка судорожно описывает происходящее и сказанное, оставив разбирать необходимость этой сцены на потом. Поверхностно она понимает, что это прекрасная аналогия людского мира животному, аналог пищевой цепи, который есть и в мире людей, но как же тяжело оставлять эмпатию за пределами страниц пропахшего грязью и жестокостью реализма.