— Взять человека в заложники — это гуманно?
— Поверь, да. Я, конечно, не могу знать наверняка, что бы он с тобой там делал, но отзывы о нём неутешительные. Особенно в том, что касается криминального мира и несправедливости. А ты ему, вроде как, ничего и не сделала.
В противоречивом взгляде сестры он находит нотки смирения и продолжает:
— Я не позволю этому случится, Алиса. Никогда.
Его ладонь со сбитыми костяшками накрывает её, мерно поглаживая большим пальцем. Алиса примиряется с жестом, нарушая тишину.
— Что за дела вы получаете от него? Это легально?
Марк издаёт смешок, тут же опуская голову вниз и скалясь. Взгляд возвращается с наивной издёвкой.
— Нет, конечно. Ты думаешь, криминальный авторитет поручит нам колесить по городу на фургоне и продавать мороженое? Или переводить старушек через дорогу? – улыбка сползает с его лица, когда он видит строго выточенную мимику сестры. — Иногда тачки разбираем, иногда угоняем. Нужно разобраться с его должниками – мы конфискуем запрашиваемое по объектам. Иногда всё же приходится поездить в фургончике, но кончено не с мороженным. Не пыльно, платят хорошо. Но, как можно догадаться, есть свои риски… Пойдём в комнату, ты валишься вся от усталости.
Он обнимает её за плечи, проводя по коридорам до пёстрой девичьей спальни, по которой сразу заметно, что живёт творческая личность. Сценарии постановок, имиджевый реквизит, сотни книг на полке — всё это выдавало в ней студентку театральной академии.
Марк бережно опускает её на кровать, поддерживая обмякшее тело руками, и помогает раздеться, чтобы освободить от грязной взмокшей ткани. Он осторожно стягивает проигравшие битву со ступеньками колготки, расстёгивает замок задёрнутой вверх юбки, снимает с неё колючий свитер, застрявший в районе горла. И бросает свежую домашнюю футболку.
— В душ пойдёшь?
— Позже.
Он садится рядом, помогая переодеться, и набрасывает на неё розовый плед застеленной постели, садясь на её вечно мёрзлые ноги.
— Как вы вообще нашли его?
— На него нас вывел Серый, он участковый по нашему району и старший брат одного из моих корешей. Барыжит на углу Большого, пока брат его прикрывает. Семейный бизнес, — смеётся, протягивая ей пачку «собрания». Подкуривает. — Сначала он нам подкидывал дела, потом мы уже напрямую вышли на Артёма. Дела были немного другого масштаба.
— Какого?
— Нашим первым делом от него был как раз конфискат. Он дал нам адресок и список того, что взять, ну мы на списанной тачке инкассации взяли этот гараж. Там ничего ценного, стопка зимней резины на внедорожник и старый виниловый проигрыватель. Мы ещё удивились, почему это в списке, но Артёму лучше лишних вопросов не задавать. Сделали, бабки получили, разошлись. До нового дела.
С каждым вопросом к Алисе приходит странное озарение, которого она ждала со второго семестра театрального. И с каждым ответом у неё начинает складываться пазл из деталей, относящихся к её типажу, роли, жанру, в поисках которых она так долго находилась. Марк приобнимает её, выпрямляясь на соседней подушке.
— А твои друзья что? А Сева? Как он вообще согласился на всё это?
— У Севы больная мать и маленькая сестрёнка. Днём он прилежный ученик строительного колледжа, а вечером опасный гангстер.
— А Саша? Ему же только восемнадцать стукнуло…
— Санёк, честно, нас во всё это и впутал. Мы думали, что всё одним делом закончится, бабки срочно нужны были… не важно для чего. А у него так глаза загорелись, так адреналин в жопу ударил, что предложил ещё на дело, когда бабки закончились. Он славный малый, конечно, но малый ещё. Так ветер в голове, что ничего не страшно. Возможно в этом и сильнее нас всех. Не ссыт ни перед чем. И не перед кем. Он менту голову гаечным ключом проломил. Не хотел, конечно, но тогда бы Тихого повязали. В общем он как чихуахуа той мадам из третьего падика. Громкий и бесстрашный, хоть и малой во всех смыслах.
— Из вас всех у меня нет только вопросов к Кириллу. По нему видно, что жизнь блатная по нему плачет.
— Тихий из нас больше всех сопротивлялся: чтоб под кем-то ходить — ты что. До этого он тихо сам себе ларьки местных магнатов ковырял, ну, там, пьяниц разувал, но с чистыми побуждениями.
— Это какими ещё побуждениями он оправдывал грабёж и разбой?
— Моральными. Там его батя какой-то моральный кодекс за двадцать два года отсидки написал, отбирает только у тех, кто не нуждается. А кто в чём не нуждается, он уже сам решал. Робин Гуд по-петербургски.