— Гражданочка Алиса Валерьевна Чехова — правильно понимаю? — с серьёзным тоном произносит мужчина, держа перед собой папку с документами так, что наполовину закрывается ею. Алиса растерянно хлопает ресницами, не зная, как реагировать на это представление.
— Я Артём. Думаю, твой братец меня уже представил.
Папка с грохотом падает на поверхность стола, опрокидывая пару письменных предметов. Оба взгляда наблюдают за приземлением, и в одну секунду возвращаются обратно, соприкасаясь в воздухе.
Артём видит, как резко напрягается в глубоком вдохе её живот, и как медленно округляется рот, формируя попытку истошного крика.
— Ты сидишь на моей земле. Ты думаешь, здесь найдётся тот, кто спасёт тебя от меня? Не глупи и расслабься. Никто тебя не тронет. Кроме меня, конечно, — злобный оскал тут же сменяется серьёзным выражением лица, от которого ей было не по себе ещё больше. — Хотя и мне этого не очень хочется, золотко. Ты не в моём вкусе.
Жалюзи глухо бьются о подоконник в воздухе из-за внезапного сквозняка, а в приоткрывшуюся кабинетную дверь проникает шум снаружи и наполовину протиснутая голова с копной белокурых волос.
— Тём, ты не видел верёвки для шибари?.. Оу, извините.
Макушка тут же прячется за дверью, утаскивая за собой шум из девичьего смеха, ритмичной мелодии и брызг шампанского, возобновляя атмосферу допроса. Алиса всё ещё рассматривает резные узоры на дверной ручке, боясь встретится со взглядом того, от кого она не знает, чего ожидать. Это позволяет ему рассмотреть её без помех вечно виляющей головы и сбегающегопрямого взгляда. Тёмно-русые волосы в тёплом свете настольной лампы отдают неприятным ржавым оттенком, в заплаканных глазах ещё чётче отражается горький оттенок шоколада, и на бледной коже слишком чётко видны все покраснения, которыми бурно реагировала её привыкшая к деликатному уходу кожа. В дышащем здоровьем теле подозрительно выпирали рёбра от подростковой худобы, и подчёркнутые узкие бёдра с острыми коленками говорили о телосложении девушки, следующей зову моды больше, чем зову здравого рассудка.
Их взгляд встречается так резко, что она боязливо отклоняется назад, пальцами босых ступней отталкиваясь от тёплого пола.
— Почему я? Почему ты забрал меня, а не Марка?
— Как, по-твоему, он принесёт мне деньги, если будет взаперти?
Ответ прозвучал слишком логично даже для неё. Его тон кажется ей слишком спокойным.
— Где я?
— В моём клубе. Это стрип. Для расслабления после тяжелого криминального дня: убийства, разбои, ну, сама понимаешь. — Она нервно сглатывает от его слов и не может контролировать мимику, чтобы не выдать кипящую в ней панику — разум вот-вот засвистит от накалившейся температуры в комнате.
— Что ты собираешься со мной делать?
— А чего ты хочешь?
Его голова вновь наклоняется набок, нарочито пошло рассматривая её сверху-вниз и заостряя внимание на зону ниже шеи — на оголённую часть грудной клетки, единственного места, неприкрытого лёгкой спальной пижамой.
— Чтобы ты меня отпустил…
— Ты вроде актриса, а звучишь так банально, — он цокает, нервно закатывая глаза. — Разве тебе не кажется, что это шанс? Прожить сценарий интереснее бульварных романов, которыми зачитываются одинокие кошатницы.
Одного брошенного взгляда в его сторону хватает для понимания, что он говорит абсолютно серьёзно. Это звучит бредово, от того и интересно. Так плохо, что даже хорошо.
— Если ты примешь свою судьбу и то, что твой брат идиот, всё пройдёт хорошо: для тебя и для него. Если пообещаешь не брыкаться и не творить глупости, будет даже не больно.
Веки сами прикрываются от вторящего испуга и ведомого инстинкта самосохранения, а страх липкими пальцами обхватывает её запястье, нежно ведя по коже. Он становится осязаемым — настолько, что она буквально чувствует второе дыхание на себе, выдохами согревая её между лопаток. Верёвка податливо расслабляет свой натиск, и Алиса испуганно открывает глаза, не обнаруживая причину паники перед собой.
Пальцами он ослабляет все узлы, приглашая стаю мурашек неприятно пробежаться по её коже. Медленно обходит её, принимаясь за узлы у груди, стянутой тугим корсетом из хлопковых волокон. Как бы случайно касается её фалангами, обводя ореолы успевших набухнуть сосков, отчего она нехотя шипит в ответ на его игры.
Артём неторопливо огибает её сверху, пальцами стягивая бандаж, не причиняя никакой боли, кроме той, что он оставляет своим острым дыханием прямо у шеи. Он протягивает конец верёвки через несколько узлов, ведя её вдоль тела, и резко дёргает, от чего она боязливо закрывает глаза, готовясь к худшему.