Местность вокруг быстро изменилась, но я все время думал об Амроне: как необычно было увидеть в женщине сугубо мужскую гордыню. Я вспоминал, что, когда между собой беседуют равные по статусу мужчина и женщина и это обычный, не деловой разговор, сильный пол будет демонстрировать, как умело или даже великолепно он может справляться с любой задачей. В ответах на вопросы представитель сильного пола подчеркнет, что он сыграл заметную роль в достижении цели. Мужчина может даже с подробностями пояснить, где и как он блеснул своими талантами и силой. О такой особенности мужского поведения известно. Но теперь, повстречавшись с Амроной, я оценил, как «по-мужски» она себя держала. Ей бы уделять больше внимания эмоциям: она женская особь и должна чувствовать себя существом, оказавшемся в мире по чьей-то воле: случается счастье – она счастлива, приходит разочарование – она печальна. Во всех ситуациях прекрасная половина – словно пассажир поезда. Одна остановка поезда для нее приятна и увлекательна, другая – неприглядна или даже трагична. Женщина проезжает все остановки, не пропуская ни одной, поскольку поезд движется, и она не властна менять маршрут. Конечный же пункт, последняя станция, куда привезет поезд, для женщины – мистерия. Такой бы и следовало быть Амроне.
Но она другая! Если брать тот же пример с поездом, то она желает быть не меньше чем машинистом. Мужской гордости, так обильно положенной в характер Амроны, нравится думать, что она принимает решения, она им следует, и вся честь за сделанное должна достаться ей одной.
– Выбрось свою гордыню, она никому не нужна, кроме тебя самой! – в забытьи крикнул я, хотя вокруг никого уже не было.
Глава 25
Я по-прежнему лежал на боку, облокотившись на локоть. В отличие от непроходимых буреломов, в новом месте было холмисто. Ковер джунглей, как я мог судить, стелился по возвышенностям, повторяя их форму. С моего места было видно небо – крайне редкое явление. В верхнем ярусе других территорий его невозможно разглядеть. Надо сказать, небеса, увиденные здесь, меня не радовали: серые облака, если уж их с чем-то сравнивать, были похожи на очищенный грецкий орех, – мозговые извилины, только в постоянном движении. Будто плотные клубящиеся струи дыма, перетекающие друг в друга по зигзагам и буграм, – ничего приятного для глаза, совсем не поэтическое небо.
– Ты поступил, как подобает преданному рабу, – послышался лишенный окраски голос охранника. Звук этот напоминал робота, вещающего надиктованный текст с запаздывающей эмоцией: бу-бу-бу, без интонации и чувства.
– Впредь веди себя правильно, и не возникнет проблем, – продолжил бу-бу, но теперь я мог перевести эту речь на человеческий язык: я признателен тебе и в следующий раз буду рад узнать то, чего не мог знать до этого. Дождешься ты от охранника «спасибо»! Надзиратель так избегал всяких благодарностей, что я начинал думать, уж не оружие ли слова признательности?
В тот день мне было разрешено лечиться, и – большая неожиданность – охранник оставил мне телефон для звонка Маю. Его тактика включала в себя кнут и пряник, и для надежного повиновения он иногда прибегал к мелким, ничего ему не стоящим поощрениям. Я решил сразу проверить свою мысль о «волшебных словах» и произнес:
– Большое спасибо!
От моей фразы надзиратель как-то осунулся, отвернулся и сделал жест рукой, как взрослый порой отмахивается от ребенка. Обычно, когда малыш вручает взрослому незатейливый подарок, большой человек улыбается и своим видом показывает, что крайне признателен ребенку. Дитя счастливо, уверенное, что сделало взрослому приятно. Но большой человек выражает лишь снисходительность; для взрослого подарок малыша – сущий пустяк.
Только став старше, даритель поймет, сколько снисходительности было тогда в улыбке взрослого. Охранник одним взмахом руки выразил это отношение: для него я несмышленыш, и, что давно знакомо ему, мне кажется невероятным открытием.
Осталось что-то человеческое?! С какой стати он дал бы мне телефон? Вот что значит общаться с человеком каждый день – это на него влияет.
Как только охранник исчез, я стал разбираться с трубкой. Понятно, что номер мне неизвестен, на самом аппарате значился только телефон информатора, которому я и позвонил.
– Вас слушают! Представьтесь!
Я представился студентом. Называться рабом после Прайд-Роял – ниже моего достоинства.
– С кем будете разговаривать? – безразлично осведомился голос.