— Пока что славно, — поправил я, прищурившись. — Не понятно что будет дальше.
Руслан лишь фыркнул, уставившись в потолок.
— Когда это дальше наступит, тогда и узнаем. Что теперь?
— Пошли проверять квартиры, зачистим тылы, глядишь — кого живого найдем. — Задумчиво уставившись на подъездную лампу, произнёс я.
«Интересно, сколько ещё будет работать электричество?» — Пронеслось в моей голове.
— И что мы этим самым живым скажем?
— Что дом почти зачищен, а дальше они сами по с…
Бум!
Вылетела с петель очередная дверь, не выдержав яростного напора очередного страждущего чужой плоти чудища.
— Я сам. — Бросил я другу.
— Да пожалуйста, — Пожал он плечами, даже не глядя в мою сторону.
«Как же мы всё таки быстро привыкли ко всему этому… Интересно, это так на нас повлияла система или мы сами до такого докатились» — Думал я, подступая к заражённому с клинком наперевес.
Тварь протянула ко мне руки, но быстрый уход влево с нырком под его растопыренными пятернями и лезвие точно вошло прямо в его висок, обрывая его печальную пародию на жизнь.
— Дела… — Как-то даже апатично вздохнул я.
И вот с этим нам придётся всю оставшуюся жизнь бороться?
Мы отряхнулись, насколько это было возможно, хотя липкая кровь и отвратительный запах по-прежнему сопровождали нас, словно напоминание о каждом только что убитом заражённом. Руслан тяжело вздохнул, вытирая лицо рукавом, и посмотрел на меня.
— Ну что, стратег, идем? — хрипло спросил он.
— Ага, — ответил я. — Надо чистить тылы.
Руслан скептически вскинул бровь в ответ на то, как я построил своё предложение, но ничего не сказал. Мы двинулись к первой двери, которая выглядела относительно неповреждённой. Лёгкий удар молота по ручке — и дверь распахнулась.
Внутри была тишина. Мы шагнули внутрь, осматриваясь. Комната казалась пустой, мебель стояла на своих местах, но запах, прилипший ко всему в этом проклятом здании, не оставлял сомнений: здесь уже не жили.
На кухонном столе мы нашли несколько банок консервов и пару упаковок печенья, уже просроченных. Вода в кувшине уже давно застоялась, а холодильник издавал какой-то жалобный скрип, будто хотел пожаловаться на произошедшее. Зато в кладовке мы обнаружили коробку с аптечными принадлежностями: бинты, обезболивающее, даже упаковку спиртовых салфеток.
— Ну, хотя бы что-то, — пробормотал Руслан, забирая всё в найденную здесь же сумку.
Следующие пару квартир не дали ничего, кроме пыли, сломанных вещей и вида пустых кроватей, что заставляло задуматься о том, что случилось с их владельцами. Уехали?
В одной из квартир мы нашли пару разбитых окон, напомнив мне о раннем поведении заражённых. Им явно не нравятся закрытые помещения.
Но всё изменилось, когда мы выбили очередную дверь. Глухой удар молота, деревянный треск — и створка с грохотом упала внутрь. Мы вошли, настороженные и готовые к схватке, но вместо этого лишь наткнулись на женщину. Живую женщину.
Ей было лет сорок. Он сидела на полу, вся сжавшаяся в углу комнаты, дрожа от страха. В её глазах читался искренний ужас, который я видел у людей на улице, прежде чем они становились очередными жертвами заражённых. Руки женщины были плотно прижаты к груди, губы беззвучно шевелились, а из глаз непрерывно текли слёзы.
— Эм… Простите за дверь, — неуверенно пробормотал Руслан, наклоняясь и пытаясь поднять сбитую створку, чтобы хотя бы притворить её обратно. — Мы просто… мы тут, ну… зачищаем.
Я вздохнул, наблюдая за его тщетными и нелепыми попытками вставить дверь обратно в петли. Женщина даже не смотрела на него. Её взгляд был прикован к другой части комнаты, в её глазах отражалось что-то давящее и пугающее.
— Эй… — я осторожно присел рядом, пытаясь привлечь её внимание. — Мы не враги. Мы… мы хотим помочь. Всё хорошо. Теперь вы в безопасности.
Она не реагировала. Слёзы лились потоком, а взгляд оставался таким же безжизненным. Я проследил за направлением её взгляда, и у меня внутри всё оборвалось.
На противоположной стороне комнаты, в маленькой детской кровати, стоял заражённый ребёнок. Ему было не больше двух лет. Неровно стоя на слабых ножках, он держался за прутья кроватки. Маленькие пальчики с едва заметными коготками скользили по деревянным перекладинам, пока его крошечные зубы, едва сформировавшиеся, пытались прогрызть препятствие, чтобы добраться до своей матери. Его пустые глаза, с мутным белёсым налётом, смотрели в сторону женщины, но не с любовью или привязанностью, а с жаждой.