Сын стал всей ее жизнью. Она «начала с чистого листа», как шептала себе в экстазе. Больше упражнялась на фортепиано, стала играть с местными камерными музыкантами и подумывала о том, что, если создаст устойчивый квартет, то однажды снова сможет выступать, и это будет хорошим примером для начинающего Ричарда. Сэм тоже вел себя так, будто к ней вернулись силы, будто он получил возрожденную жену-пианистку, и продолжал настаивать на усыновлении (только мальчика). В свободное время он играл с Ричардом в мяч и катался с ним на велосипедах. «Отец с сыном», — кивали им соседи. Но в душе Сэм более склонялся к обычному детству для Ричарда. Эвелин хотела сделать из сына выдающегося виолончелиста, хотела, чтобы у него было все то, что потеряла она.
В 1952 году Ричарду было десять, и он становился многообещающим юношей: физически здоровым, смышленым, непреднамеренно язвительным для десятилетнего ребенка и эмоционально стабильным. Друзей он не завел, за исключением мальчика из Бруклина — Джорджа, — который сломал ему виолончель.
Эвелин оставалась вполне довольна своей семейной жизнью: у нее был муж, который ее любил, обожал их сына и прекрасно их обеспечивал. В 1951 году они переехали в Форест-Хиллс, в дом побольше, где у нее была своя просторная музыкальная комната. Родители Сэма купили им также домик во Флориде, где они проводили несколько недель на каждое Рождество. Чего еще ей было желать? Михаэла с Чезаром достигли шестидесяти и переехали в Атлантик-Сити на побережье Джерси. Все дедушки с бабушками упивались осознанием того, что их внук — многообещающий «юный виолончелист», хотя Амстеры редко их видели. На поздравительных открытках к дню рождения они называли Ричарда своей «знаменитостью».
Леонард Роуз оказался образцовым учителем: внимательным, тактичным, компетентным. Он был не только знаменитым виолончелистом, но и терпеливым наставником для юных музыкантов. В дневниках описывается каждый урок: что Ричард играл для Роуза, что нового выучил. Ричард быстро все схватывал, но не упражнялся денно и нощно, как его мать в детстве. Ему это было не нужно: он был в десять раз талантливее Эвелин. Чтобы подготовиться к весеннему концерту в Джульярдской школе, ему хватало аккуратного посещения занятий. Стоял 1953 год, ему исполнилось одиннадцать с половиной. Студенческий концерт прошел триумфально: никакой нервотрепки, никаких сюрпризов, он отыграл на отлично, и в конце все аплодировали. Роуз улыбнулся и сказал, что скоро Ричард сможет принять участие в конкурсе.
Однажды летом 1953 года, подходя за завтраком к столу, Эвелин случайно остановилась прямо над головой Ричарда и заметила седой волос Всего один. Она внимательно осмотрела его шевелюру и больше ничего не обнаружила. Разве у одиннадцатилетних мальчиков бывают седые волосы, спросила она себя. Сэм сказал, что это пустяки, но Эвелин не убедил. После этого открытия она стала тщательно присматриваться к сыну… и чем больше присматривалась, тем более странные симптомы обнаруживала.
Она заметила, что тембр его голоса постепенно становится все выше и тоньше. Поначалу — несколько месяцев назад — она не придала этому значения, но теперь, когда к голосу добавился седой волос, она встревожилась.
Еще она заметила, что его тело пахнет по-другому, будто тухлой рыбой. Она ничего не сказала Сэму, но стала принюхиваться к Ричарду каждый раз, когда могла приблизиться, не вызывая подозрений. Она где-то читала, что родители и дети млекопитающих интуитивно чувствуют друг друга. Они с Ричардом несколько часов в неделю проводили в непосредственной близости, когда она помогала ему готовиться в музыкальной комнате к занятиям с Роузом. Неприятный запах возник совершенно неожиданно, после того как она заметила седой волос.
Несколько дней спустя, когда они с Сэмом легли в кровать, у Эвелин случилась истерика. Сэм крепко ее обнял:
— Тебе просто кажется, Эвелин. Мальчики часто пахнут в пубертатном возрасте. И я не заметил никаких изменений в голосе. Что такое один седой волос? Они бывают даже у младенцев.
Но Эвелин продолжала рыдать, скорее жалобно, чем сердито.