Кована неожиданно размечтался: он снова оказался в теплом каменном доме, на него дует теплый воздух, он пьет пиво и слушает истории о других мирах, которые рассказывают чужаки.
Наконец он заставил себя вернуться в реальность и встал против ветра. В лицо вновь ударил холод, пробрался сквозь щели в костюме, остужая тело.
Кована чувствовал, что стал настоящим инуитом.
Взрослый тюлень может весить до ста пятидесяти килограммов и достигать двух метров в длину. Когда Кована подошел к месту их обитания и увидел сотни собравшихся вместе животных, он понял, что стоит за этими цифрами.
Огромные звери лежали на краю ледника, некоторые отдыхали, некоторые соскальзывали со льда в воду, а потом снова выскакивали на сушу. В воде плавало множество тюленей и горы пластиковых отходов. Когда животные выпрыгивали из воды, к их телам прилипали кусочки пластика, и тюлени казались разноцветными.
Кована осторожно подобрался к лежбищу. Его тревожил скрип зимнего костюма, но он быстро понял, что тюлени особо и не реагируют на его приближение, а потому осмелел, выпрямился и вошел прямо в стадо.
Тюлени не только не спрятались, но даже подвинули свои жирные тела поближе к нему. Через некоторое время вокруг него сгрудилась целая дюжина животных. Они устроились у ног Кованы, а некоторые даже тянули головы, чтобы потереться о его икры.
Один прислонился к Коване, перевернулся и улегся кверху брюхом. Его живот был испещрен мелкими шрамами и пестрыми шишками. Он порезался о пластиковый мусор, пока скользил на животе по льду. Хотя раны были неглубокими, осколки навсегда остались в теле, когда царапина затянулась.
Юный инуит сжал костяное копье, высоко поднял его и снова опустил.
Он вышел из стада, медленно переступая через тела, и тюлень поменьше громко крикнул ему вслед.
Кована отступил еще на несколько шагов.
Краем глаза заметил, как сугроб рядом с ним зашевелился.
Кована резко развернулся и увидел перед собой белого медведя.
Он был ошеломлен, костяное копье едва не выпало из рук. Затем посмотрел в глаза зверю, опасаясь, что тот навалится на него всем весом, если он зазевается.
Хищник уставился на Ковану, и секунд через десять инуит немного успокоился, а потом заметил кое-что странное.
Медведь был слишком худым, прямо-таки скелет, обтянутый шкурой, и слегка дрожал от свистящего холодного ветра.
Дедушка говорил, что белые медведи редко захаживают в этот район, поэтому инуиты могут прокормиться, охотясь на тюленей и лосей.
Здесь, где царил Северный Ледовитый океан, они не только не могли найти пропитание, но даже оказывались на грани смерти.
Однако конкретно этот медведь вовсе не обладал величием, свойственным его виду: уголки глаз опущены, мутные глаза не были грозны, а при каждом вдохе под белоснежным мехом проступали ребра. Что еще хуже, большая часть морды с левой стороны распухла, и это вздутие тянулось от угла пасти к шее. В месте опухоли вся шерсть выпала, обнажив бугристую розовую кожу.
Вероятно, из-за этой странной болезни он не мог нормально охотиться, поэтому пришел сюда.
Кована подождал еще немного, но белый медведь все так же не реагировал. Юноша убрал копье, вытащил из рюкзака остатки вяленой лосятины и осторожно сунул под нос зверю.
Тот учуял аромат, повел носом и одним движением слизнул мясо, пару раз пожевал и проглотил.
Он не двинулся с места, но глаза, казалось, немного смягчились. Кована легонько потрепал хищника по морде, а белый медведь расслабился и лег, подогнув передние лапы, как ездовая собака в деревне.
Кована достал из рюкзака колбасу в пластиковой упаковке, которую привезли чужаки, и ножом попытался прорезать пластик.
Внезапно он ощутил под ногами толчок.
Пошатнулся, чуть было не упав, но устоял. Заметил, как тюлени, лениво нежившиеся на льду, изогнулись, подпрыгнули и нырнули в море.
Затем его ушей достиг глухой и продолжительный гул, напоминавший вздох тысячелетнего ледника. Кована даже не догадывался, что в двух тысячах восьмистах метрах от него образовалась сквозная трещина и тот кусок льда, на котором он стоял, отвалился от основной массы.
Гладкая поверхность под ногами медленно накренилась, новый одинокий айсберг скорректировал собственный центр тяжести, чтобы принять более удобное положение.
Кована удержался, но вращение не прекращалось, а ускорилось. Тот конец, где стоял юный инуит, задирался, и ледник превратился в огромный ледяной склон.