Она сделала паузу. Тишина сгустилась. Луч света на полу дрогнул, будто заметив напряжение.
— С тех пор мы поклоняемся Юрию. За жертву. За предупреждение. За то, что он отдал себя, чтобы мы смогли понять — что будет, если отринем божественную волю.
Артём покачал головой. Всё это звучало как священная трагедия, переданная через театральную пьесу. Но он чувствовал: для неё — это всерьёз. Или она очень хочет что бы он так думал.
— Звучит… не очень понятно, — пробормотал он.
Артём нахмурился, почесал висок. Он чувствовал, как напряжение в груди нарастает. Словно в комнате стало меньше воздуха.
— Получается, вы поклоняетесь человеку? — спросил он осторожно, словно проверяя почву под ногами.
— Не человеку, — мягко поправила она. — Символу. Его жертвенности. Его решимости. Его вере. Он стал больше, чем просто плоть и кровь. Мы не кланяемся Юрию — мы кланяемся его выбору. Его цене.
Он медленно кивнул, глядя в тень под столом. Молчание между ними стало плотным, как ткань. Он вдруг заметил, как дрожит её рука. Чуть-чуть. Едва заметно. То ли от волнения, то ли от чего-то иного.
— Но ведь… — он поднял глаза — и взгляд их пересёкся. — … вы же говорили, что людей у вас не любят.
Эльвира отвела взгляд. Губы её сжались, как будто этот вопрос резал.
— Юрий был не последним человеком, — сказала она после паузы. — Раньше люди жили с нами. Рядом. Они делили еду, землю, магию. Мы сражались плечом к плечу. Но потом случилось… разделение. Схизма. Люди начали считать себя лучше. Ушли. Отстроили крепости. Назвали себя союзом.
Она скривилась, произнося это слово.
— Союз человеческих поселений, — повторила с насмешкой. — Они создали закрытые анклавы. Отделили себя от остальных. Построили стены. Не только из камня — из гордыни.
Артём дернул бровью.
— Социалистических? — буркнул он в нос, почти рефлекторно.
— Что? — её взгляд стал острым.
— Ничего, — он махнул рукой. — Просто звучит как… утопия.
Она на секунду посмотрела на него с подозрением. Но не ответила. Вновь перевела взгляд в сторону — на пыльный пол, где в луче света плавали мелкие частицы, будто медленные, ленивые кометы.
— В общем… — она провела рукой по волосам, стягивая их назад. Жест был резкий, нервный. — Суть одна. По пророчеству Юрий должен вернуться. Он возродится. Пробудится от сна. Поднимет войско железных солдат из пепла войны. И наведёт порядок. Настоящий порядок. Но уже… железной рукой.
Пауза.
— Он придёт, чтобы закончить то, что начал. Чтобы никто не посмел повторить ошибки прошлого.
Артём чуть поёжился. Ему стало холодно в спине. Не от слов, а от интонации. В голосе Эльвиры не было пафоса — только уверенность. Она говорила об этом, как о чем-то неизбежном. Как о зиме, которая всегда приходит, какой бы тёплой ни была осень.
— А я-то здесь при чём? — выдохнул он, чувствуя, как пальцы невольно цепляются за край скамьи.
Эльвира медленно повернулась к нему. Очень медленно. Как если бы каждое движение имело вес.
— Артефакты начали тебя признавать, — сказала она тихо. — Воющий Клинок — только первый. Есть и другие: Говорящее Зеркало. Печать Врат. Они спят веками. Но один за другим… начнут реагировать. На тебя. Как будто… знают.
Он сглотнул. В горле пересохло.
— Это знак, Артём. Мы не можем это игнорировать. Это… направляющая рука Владилена.
Он откинулся назад, как будто пытаясь создать дистанцию между собой и этой безумной, фантастической реальностью. Голова закружилась. Слишком много информации. Слишком быстро. Он был никем — просто парнем с разбитым телефоном, долгами и пустым холодильником. А теперь… жертва пророчество?
— Но я не Юрий, — сказал он. — Я не падал с небес. Я не святой. Я не хочу ни войны, ни армии. У меня даже нет миссии. Я даже своей жизнью не распоряжаюсь.
Эльвира посмотрела на него. И в её взгляде не было удивления. Лишь понимание. И… сожаление?
— Я знаю, что ты не миссия — прошептала она. — И ты это знаешь. Но другие — нет.
Её голос стал мягким, почти интимным. Почти ласковым.
— Неважно, как всё есть на самом деле. Важно, как это выглядит. И как ты выглядишь в глазах других. Каким мы нарисуем твой образ.
Она склонилась чуть ближе. Её рука, почти невесомо, легла на его колено. Пальцы — тёплые, сухие. Внутри Артёма что-то сжалось. Сердце за ударяло чаще. Не от желания — от страха. От осознания, как быстро стираются границы между ними.
Он медленно отодвинулся назад от Эльвиры.
— Понимаешь, к чему я веду?
— Пока не совсем, — ответил он, сжав губы.