Вдруг она, будто ужаленная, вскочила с дивана и начала плакать навзрыд. Всё в ней бунтовало, не соглашалось с приговором пожизненной печали, который вот-вот должен был быть приведен в исполнение. Она кричала, размахивала руками как полоумная, била по столу руками и вырывалась из объятий Григория, словно пойманный зверь.
До того Григорий молча сидел рядом. В ту минуту он больше всего на свете желал получить ответы на интересующие его вопросы, но, учитывая возбужденное состояние Алины Сарыгаевны, накричавшей на него, предпочел до поры до времени воздержаться от расспросов.
Немного погодя Григорий пересел на пол напротив матери и пристально в нее вглядывался. Та молчала. Увидев ее пустые стеклянные глаза и погасший взгляд, у него по спине поползли мурашки. Он никогда еще не видел мать в таком состоянии, ему было очень не по себе. Григорий невероятно волновался, испугавшись за ее здоровье. Через некоторое время он понял, что вопросы, которые ему так хочется задать, действительно могут навредить. Ему ничего не оставалось, как только молча сидеть, подавляя свое любопытство. А когда Екатерина Сергеевна принялась бить руками по столу, Григорий, вскочив, вовсе остолбенел. Он потерялся, впрочем, на мгновение и далее действовал уже инстинктивно, пытаясь заключить мать в объятия, чтобы предотвратить опасность. При этом Григорий не замечал, что сам рыдает, даже более, чем мать, горькими детскими слезами. Он успокаивал мать и одновременно пробовал укротить ее силу (как нередко бывает у потерявших рассудок людей, у Екатерины Сергеевны наблюдался огромный прилив энергии). Временами Григорий, тяжело дыша, кричал: «Мама!», «Мамочка, ну перестань! Хватит! Это я, Григорий!», «Не надо, мама! Мама!!!». Так он изо всех сил, более двух часов, сражался с периодическими приступами, которые, начинались внезапно и непредсказуемо. После последнего припадка, она, обессилив, упала и придавила всем своим телом Григория. Тот попробовал подхватить ее, но под непомерной для ребенка тяжестью свалился вместе с матерью на пол. Издал отчаянный крик: «Мама! Что с тобой?! А-а-а!.. Очнись же!». Он решительно не понимал, что произошло, из-за чего мать так себя вела и из-за чего потеряла сознание. Екатерина Сергеевна лежала на полу с открытыми глазами, а Григорий, сокрушаясь, рыдал над ней, не зная, что в таких случаях делать.
Вдруг в его голове промелькнула мысль о докторе, которого они с Антоном часто привозили по наказанию матери для отца, и Григорий в беспамятстве, не переставая плакать, выбежал из дому. К слову, доктор этот проживал на окраине села, и дорога к нему на бричке занимала более получасу, и почти всегда его приходилось столько же ждать – поскольку он нередко выезжал к больным, на место. Вполне вероятно, что Григорий не застал бы его дома, но об этом он в силу перенесенных потрясений не подумал.
Спустя некоторое время Екатерина Сергеевна пришла в себя. Оглянувшись, она не могла вспомнить, что произошло с того момента, когда она сидела на диване. На ее зов Григорий никто не ответил, и она решила, что он убежал к соседям за помощью. В ожидании соседей Екатерина Сергеевна тяжело поднялась на ноги, подошла к зеркалу и начала приводить себя в порядок. Ей хотелось утаить правду и сказать, что просто стало дурно. Затем она продолжила ждать на диване, изо всех сил пытаясь отогнать мрачные мысли, которые так и лезли в голову. Ее сопротивление негативу можно было сравнить с оградой из железных прутьев – при том, что тяжкие думы текли сквозь нее, словно вода, и угрожали полностью поглотить.
Ожидание затянулось более чем на полчаса. В этой битве время оказалось не на стороне Екатерины Сергеевны, и она постоянно пребывала в себе. В результате она совсем запамятовала про предполагаемый визит соседей. Она до сих пор не оставляла надежды, что случилось всего лишь недоразумение. Ей казалось, что произошла какая-то ошибка, что это всего лишь шутка ее дочери. Екатерина Сергеевна стала уверять себя в том, что она – мать, и что она хорошо знает свое дитя. Она убеждала себя, что Лера не могла поступить так с родителями, и в письме это явно можно угадать. «Письмо! Письмо!» – вскричала она вдруг, как когда-то Архимед прокричал слово «эврика». Быстро встав, побежала в гостиную комнату. На столе, рядом с кастрюлей остывшего борща Екатерина Сергеевна обнаружила оставленное Алиной Сарыгаевной послание дочери. Она взяла его и перечитала. Дойдя до кухни, села напротив окна, чтобы наблюдать за воротами в случае если ее предположение насчет соседей подтвердится. Вновь непроизвольно всхлипнула, прикрыв лицо руками, в которых все еще было письмо. Минут через десять ей не без усилий удалось успокоиться, но, впрочем, ненадолго. После небольшого затишья она снова находилась в рыдании и снова находила покой. Припадки сопровождались воспоминаниями о дочери, ее детстве, первых шагах, сказанных словах, ее рвении в хозяйстве, самоотверженной помощи всем членам семьи, ее понимании и любви к родным. Екатерина Сергеевна думала об этом маленьком существе, которое, зародившись в ее утробе и находясь так близко к сердцу, в конце концов предало ее. Думала о том, что же ждет ее кровинушку в жестоком и несправедливом мире.