Она мчалась на пределе своих возможностей, как вдруг, споткнувшись о торчавший из земли камень, упала лицом вниз. Облако пыли поглотило ее. При падении она ударилась боком так сильно, что у нее перехватило дыханье и цветные круги поплыли пред глазами. Вся в ссадинах, лежа на земле, женщина корчилась от боли, и судорожно извиваясь и хрипя, пыталась прийти в себя. Откашлявшись, она зарыдала, словно потерявшийся младенец. Мать не знала более, где искать сына. Ее решительность рассеялась, и она не знала, что делать дальше. Физическая боль, усиливаясь в правом боку, напомнила ей прошлогоднюю ночь, когда ее супруг, вернувшийся поздно домой, без причины избил ее и напоследок пнул ее сапогом в тот самый бок, который болел у ней сейчас от падения. Воспоминания о супруге сейчас вызвали в ней лишь ненависть, тогда как раньше она боялась его. «Это ты во всем виноват!» – восстанавливая в уме свое прошлое, все тяготы и страдания, которые она терпела ради сына, она громко прокричала: «Это ты отнял у меня все! Все!».
Уже не чувствуя боли и страха перед своим мужем, женщина решительно встала на ноги. Взгляд ее был устремлен далеко перед собой и выражал решимость. Гордо подняв голову, она направилась в дом.
XXVII
Отец Ифриса, сильно обессиливший от перенесенных потрясений, присев на ступеньку лестницы, собирался с силами, чтобы сделать последнее усилие и добраться до кровати в своей комнате. Он чувствовал, что у него резко подскочило давление. Он, изредка покашливая, тяжело и часто дышал. Голова потяжелела и, не переставая, кружилась. Тело, обычно послушное, отказывалось повиноваться. Ему казалось, что он вот-вот потеряет сознание. Находясь в таком состоянии, отец, повернувшись, прислонился спиной о перила, так чтобы невозможно было упасть, и, запрокинув голову, стал дожидаться притока жизненных сил либо помощи, уповая и на то, и на другое.
Прошло не более двадцати минут, и он, ощутив в себе более или менее достаточно силы, тяжело и медленно, пошатываясь, встал и, опершись обеими руками о перила, стал подниматься по лестнице к себе. Задуманное давалось тяжелее, чем ему казалось, когда он сидел. Его желание прилечь превратилось в навязчивую идею. Ему понадобилось больше пяти минут, чтобы преодолеть меньше десяти ступеней. Когда оставалась последняя, он услышал внизу стук неаккуратно затворенной двери от железных ворот, а затем через некоторое время – шум твердых, решительных шагов, и остался ждать жену.
Картина, открывшаяся ему, испугала. Учитывая свое состояние, ему стало казаться, что увиденное попросту мерещится. Он весь дрожал и щурился, пытаясь вглядеться в лицо представшего привидения. Голова отца Ифриса продолжала кружиться, и, словно в забытьи, ему чудилось, что все это сон. Он всматривался до тех пор, пока не распознал в лице человека, представшего перед ним, черты своей супруги. Это ужаснуло его еще больше. Та словно восстала из ада и являла собою самого страшного слугу сатаны, олицетворяла дух мщения за все совершенные им грехи. Она стояла, безмолвно глядя на него… Видимо, пришла воздать ему по заслугам. Мать Ифриса выглядела в его глазах, словно призрак из страшного сна, которого как ни старайся, невозможно остановить. Вся в пыли и грязи, с ссадинами, в порванной одежде, залитой кровью от еще не успевших запечься, ран, с растрепанными волосами и горящим безумным взглядом, в котором читалось страстное желание растерзать мужа. Та, которую он привык видеть раболепствующей, смиренной и покорной его воле. Та, чей взгляд он почти всегда игнорировал, теперь смотрела на него как-то непонятно, страшно, жутко.