Выбрать главу

— Я ее родственник.

Он недоверчиво поглядел на меня:

— Тот самый кузен?

— Ну да.

— Я думал... — Он неопределенно махнул рукой и поглядел мне за спину, словно стоял некто способный разрешить его сомнения.

— Не все кузены, — объяснил я, — одного возраста. Робин Кеннеди — внучка сестры моей матери, то есть как бы моя двоюродная племянница. Она здесь?

— Конечно. Наверху. У Терри.

— Как туда пройти?

— Идите за мной. — И, повернувшись, уже на ходу бросил через плечо:

— Я думал, что вы — молодой парень. Не знаю почему, но мне так казалось.

На это сказать было нечего. Мы с ним колонной по одному прошествовали по длинному залу и через дверь с правой стороны вышли на кухню — просторное, отделанное алюминием помещение с низким потолком, освещенное флюоресцентными лампами.

— Лестница вот за этой дверью, — сказал молодой человек, и тут дверь, на которую он указывал, распахнулась настежь, и на пороге появилась Робин Кеннели, вся в потеках не успевшей высохнуть крови. Красным от крови был и нож в ее руках.

— Там, наверху!.. — высоким, звенящим голосом четко выговорила она и рухнула на пол.

Глава 2

Я впервые познакомился с Робин Кеннели за день до сегодняшнего, когда она посетила мой дом в Куинсе. Я был на заднем дворе и возился со стеной, когда вышла Кейт и объявила:

— Тебя желает видеть какая-то девушка.

Чушь какая-то. По привычке, из-за своих былых похождений, я сперва вздрогнул от испуга, но, поскольку все это было в далеком прошлом, ощущение вины тут же прошло. Опершись на лопату, я спросил:

— Кто она такая?

Я был в яме, которую копал, а Кейт стояла на краю. Если вы собираетесь возвести стену, настоящую, долговечную и прочную, то без хорошей ямы не обойтись. Стена должна начинаться в земле, ниже глубины промерзания. Работая медленно и тщательно, примерно день или два в неделю, за последние несколько месяцев я прокопал около половины траншеи, выкладывая по высоте ряд цементных блоков, чтобы предохранить края от осыпания. Я не особенно спешил закончить стену, ее сооружение помогало мне чувствовать себя при деле.

Не знаю, насколько Кейт разбирается в моей стене и насколько понимает меня. Она — моя жена, и решила остаться со мной, за что я ей благодарен, и этого для меня достаточно. Иногда я опасаюсь, что жизнь, которую я себе создал, окажется растоптанной, подобно хрупкому цветку под грубыми ногами любопытных, стоит мне выставить ее на обозрение, — вот поэтому я сижу и не рыпаюсь, возвожу свою стену и продвигаюсь вперед с оглядкой.

— Она говорит, что приходится тебе кузиной. Робин Кеннели.

— Вот как? Никогда о ней не слышал.

— Она утверждает, что ее мать — твоя двоюродная сестра Рита Гибсон.

Это имя было мне знакомо. Я никогда не стремился поддерживать многочисленные родственные связи, но из детских воспоминаний выплыл образ тощей, угловатой темноволосой девицы, которую величали кузина Рита Гибсон. Дочь тети Агнес Гибсон.

— Ладно, — ответил я. — Скажи ей, что я сейчас к ней выйду. Мне нужно привести себя в порядок.

— Хорошо.

Кейт пошла вперед. Я отнес лопату и уровень к заднему крыльцу, оставив их там вместе с рукавицами, и прошел в дом.

Кейт уже сидела в гостиной с девушкой. Я слышал, как они разговаривают. Чтобы попасть наверх, мне нужно было пройти через гостиную, что я и сделал, не глядя в их сторону. Затем поднялся по лестнице, вымылся, переоделся и, спустившись вниз, обнаружил, что они обе перешли на кухню, где девушка заняла мое обычное место за столом, а Кейт варила кофе.

Нами нередко овладевают необъяснимые чувства. Я сразу понял, что ощущаю к девушке неприязнь, отчасти из-за того, что на миг почувствовал себя виноватым, когда Кейт объявила о ее приходе, отчасти, может быть, из-за того, что она сидела на моем стуле, и отчасти потому, что она оказалась очень молодой и красивой.

Я бы дал ей лет восемнадцать. Она была хрупкая, стройная, с длинной шейкой и изящными руками. Гладкие блестящие черные волосы, прямые и очень длинные, как у певичек на телевидении. На лице с тонкими чертами, почти не тронутом косметикой, выделялись большие умные карие глаза. На ней был строгий бледно-зеленый костюм и белая блузка с гофрированным воротничком — наряд, который обычно носят на работе тридцатилетние секретарши. То, что она предприняла такие отчаянные усилия, чтобы придать себе впечатляющий, по ее мнению, вид, говорило о том, сколь важна для нее встреча со мной.

Подавив в себе эту глупую неприязнь к ней, я вошел в кухню и произнес:

— Здравствуйте.

Она вскочила на ноги, легкая и гибкая, словно олененок.

— Здравствуйте! — Она улыбнулась доверчивой, смущенной улыбкой и спросила:

— Не знаю, как вас называть. Кузен Митчелл? Мистер Тобин?

— Давайте просто Митч. А вы — Робин?

— Да. Робин Кеннели. Моя мама...

— Да, я уже сообразил. — Увидев по ее лицу, что допустил грубость, я поспешил изобразить дружескую улыбку и добавил: