- Умыться бы хоть в речке - устало сказал Осип Шутемов.
Казаки, скинув с себя пыльную одежду, по росистой траве прошли к реке. На берегу поднялся шум и гвалт. У казаков поднялось бодрое настроение. Когда казаки вымылись, они натянули на влажные тела одежду и начали ставить палатки, а потом с шутками прибаутками натаскали сухих дров. На берегу взвился серый дымок, костер разгорелся ровным пламенем. Петр Вальнев повесил на огонь большой походный котел и огромный чайник и стал готовить горячий ужин. Осип Шутемов с Павлом Селениным, зашли в реку с бреднем и, раскинув от берега до берега, потащили его против течения. Иногда рыбаки выходили с бреднем на берег и вываливали на траву серебристую рыбу и снова заходили в холодную реку. Рыбешка в сеть попадалась разная, но в основном это были чебак и окунь. На берегу образовалась большая кучка из рыб.
Вскоре душистая уха забулькала, заплескалась через край и зашипела на раскаленных углях. Варево получилось густым с жирком и едко пахнущим рыбой. Из котла повалил вкусный парок. Казаки, перекрестившись, подсели к костру, тесно сгрудившись вокруг огня. Вроде бы все примостились вокруг костра, но места всем все равно не хватило. Казаки хватали ложками уху горячую пищу и ели, обжигаясь и слизывая с губ и ложек рыбий жир.
- Какая же вкусная уха братцы!
- Давно не хлебали такой ухи на свежем воздухе.
- Добрая ушица это правда!
- Гляди лопнешь.
- От еды еще никто не пропадал.
Казаки ели уху так дружно, что у Павла сломалась ложка.
- Вот навалился, что даже ложка сломалась.
- Наверное, ложка плохая попалась.
- Или уха наваристой оказалась.
Следом запыхтел огромный кипящий чайник. Казаки отведали горячего чаю.
- Ну что - улыбаясь, сказал Матвей, когда все насытились - с доброй песней и путь короче, и жизнь краше, и смерть легче. Споем нашу любимую песню.
Усталость разламывала кости, захмелевшие от сытости головы, кружились. Глаза сами собой слипались. Костер источал тепло как добрая печь. Матвей Никитин раздвинув меха гармони, откашлялся и с чувством запел сильным баритоном старинную уральскую казачью песню:
Держались мы три дня, две ночи,
Две ночи долгия, как год,
В крови и, не смыкая очи.
Затем мы ринулись вперед...
Казаки подхватили песню басистыми голосами, разбудив вечернюю тишь. Песня разнеслась по речной долине. Она звучала все громче и громче. Даже земля притихла, слушая казачью песню. Платон с закрытыми глазами медленно раскачивался из стороны в сторону в такт песне и беззвучно шевелил губами. Среди молодых дружных голосов у Осипа был самый звонкий и душевный голос. При этом его лицо сияло так, как будто он им исполнял песню.
Мы отступали; он за нами
Толпами тысячными шел,
И путь наш устилал телами,
И кровь струил на снежный дол.
Лихая казачья песня вознеслась в небо, пронеслась над землей и унеслась за вечернюю падь. Шумная и полная тревоги песня замерла в тихом вечернем воздухе, и стало совсем тихо. Песня разбередила казаков. Они крепко призадумались. Что судьба приготовила - никто не знает, потому что ни один человек не может знать, что ему написано на роду. Что будет в скором времени - казаки понять никак не могли. Так ничего и, не поняв, они дружно загомонили.
- Веселы привалы, где казаки запевали!
- Люблю наши казачьи песни. В них столько удали и простора, что они берут прямо за сердце. Их подолгу слушать хочется - Платон поднялся на ноги и вдруг спросил - А кто такие казаки? Кто знает? Откуда они взялись?
- По Карамзину - беглый люд - с иронией сказал Осип.
- А если глубже копнуть?
Матвей повел плечом и с горячностью сказал:
- Беглые? Бежали на судоходную многолюдную реку? Под самый бок Турецкой империи? Тогда бежали бы в какие-нибудь дебри, где б их никто не сыскал. И сидели бы там ниже травы, тише воды. Так нет же, они беспокоить и бить турок начали. От испуга, что ли стали вдруг храбрыми и искусными воинами?
- Казаки не вели своей истории. Кто теперь скажет, откуда казаки пошли.
- Не морочьте себе голову! Казак от казака ведется. Казаки есть и всегда будут, потому что не формой славен казак, а духом.